Бадмаев встал, пошел на зов. На кухне генерал раскрыл баул, достал из него шприц и ампулу с тягучей желто-маслянистой жидкостью. Взял полотенце, и, обмотав ладонь, сломил у ампулы вершинку. Дал шприц Бадмаеву:
– Ну-ка всоси два кубика.
– Что это?
– Не обессудь, тебе предназначалось, брали для тебя. На самый крайний случай.
– Название не помнишь?
– Иван назвал по-иностранному.
– Какой Иван?
– Пономарев, мой служебный крестник, ты его знаешь. А это подарочек от Штази из Берлина. Он с ними какие-то аферы проворачивал у англичан.
– Надеялись меня дожать…вот этим, если упрусь?
– А что мне оставалась делать? Левин и Москва за глотку взяли намертво, ни вздохнуть, ни п…нуть. Чукалина с тобой заполучить надо было любой ценой. Однако вижу – не ты мне нужен. Так развернулось все, что до сих пор, как дверью яйца прищемили. Теперь понятно кого надо дожимать, с великой пользой.
– Ты видел, как это действует?
– Уже испробовали. Недавно взяли одного азеро-турка. В горах работал, знает русский, чеченский, аварский, азербайджанский. У него одна и та же сладкая песня для абреков со времен Шамиля и Кемаля Ататюрка – образовать Османскую империю – Туран: от Каспия до Дона. Здоровый бугай. Уперся рогом. За трое суток кровищи литр с него сцедили, а взамен – гулькин хер. Отборный мат, плевки в ответ и «Гаски хяк» (русская свинья – чеч.).
Слышь, Станиславович, я вижу с тобой можно обо всем. Я тут уже двенадцать лет в Чеченской ссылке и, хоть сдохни, ноет во мне нацвопрос. Сидит как камень в почках. Доколе будем мы, Иваны дураки, на цырлах бегать, гузкою трясти перед грузинами, азерами, чеченцами? Ну с пойманным азеро-турком ясно: чужой вражина, хамелеон. Ну а вайнахи – чеченцы, ингуши… эти же, вроде, свои… какого черта этим надо?! Всю нефтедобычу, переработку, машиностроение, медицину, наш русский хлеб, сельхозмашины, культуру русскую и мировую, институты по разнарядке, журналы, книги, образование – все это в глотку им пихаем до отвала, до отрыжки! Живут многие во дворцах – никто уже не спрашивает, за какие тугрики построил.
Но стоит в горах отвернуться – и тут же кинжал в спину, либо все те же «гаски хяк»! Да кто ж из нас подстилку для них делает?! Всей кожей чую: если мы, русские, уйдем отсюда, с гор ссыплется всякое зверье неандертальское. В их мозжечке одна забота: хапнуть чужое, все равно что: чужую бабу, скот, раба иль деньги. Я сколько докладных послал на эту тему на Лубянку –как в черную дыру.
Равнинники хлебнули цивилизации, притерлись к русским и среди них полно и умниц и трудяг. Но многие горцы – из каменного века, они же перережут всех! Сначала русских– за Шамиля и департацию, а потом своих начнут: родную мать задушат за деньгу, большинство из них в горах из первобытно-общинного строя еще не вылезли! Вся агентура КГБ моя в горных районах из таких, сдают друг друга за десятку с потрохами, со всем дерьмом – одно удовольствие работать. Оттого у меня и порядок с тишиной: друг дружку за говенную сотню перезакладывали. Здесь агентуры вражеской законсервировано еще с гражданской, как изюма в булке. На нее и опираются такие вот Левины, угнездились сверху до низу после Берии…головку срезал Жуков, а щупальца остались, а? Ты взял за задницу такую цацу, что у меня мандраж…трясется все внутри.
– Не время нам с тобой эту абстракцию обсасывать, генерал. Там в кресле конкретика продолжения ждет. Кстати, что с результатом по азеро-турком? Вкололи вы эту химию и что?
– Как прорвало, минут на двадцать. Пена из пасти как у бешеной собаки, а с ней – десятки явок, адресов, пароли – всю сеть турко-арабскую выложил на голубой тарелочке. Она, я уже сказал, сюда со времен гражданской войны и революции вросла.
– Так говоришь, Иван Пономарев препарат презентовал?
– Он самый.
– Я вынужден тебя в поддых ударить, Виктор Иванович.
– Это еще за что?
– Вот это не подействует на Левина.
– Я видел своими глазами, как работает препарат и, что он сотворил с турком!
– Тот случай и этот – разные.
– Ты, конечно, спец в этих вещах… но я ведь тоже не пацан со Щебелиновки. Вообще, какого черта ты уперся? Есть препарат, давай испробуем. Тебе что, лень укол ему всобачить?
– Ну пошли – вздохнул Бадмаев.
Он вколол препарат Левину, сказал:
– Продолжим.
Глаза полковника светлели, обретали блеск и уютно-тихую комфортность. В них будто хлоркой выедало свинцово-ледяную стынь.
Сцепленные в пересохшую полоску губы смягчались, рдели…из угла рта на подбородок скользнул блескучий ручеек слюны… работал препарат?!
– Я готов, – воркующе ответил, наконец, полковник. Он очень уважал Бадмаева, и это уважение росло. Бадмаев потрясенно ощутил, зондируя в полковнике гипно-перегородку: она становится податливой и рыхлой. Нажав, он продавил перегородку, вошел в спрессованость анналов в памяти. Здесь взбухли дрожжево, клубились тайны Забугорья.
– Я готов, – нетерпеливо, жизнерадостно еще раз напомнил о себе Левин.
– И так, «Zo-yan», «Zo-two». Расшифруйте.