– Ты убедился господин? – Садихен сидел скрестив ноги на тусклом блеске навощенного пола перед Архонтом, раскачиваясь взад-вперед. Бесстрашное безумие неприкасаемого плескалось у него в глазах. Он наклонился и воткнул в уши Архонта свистящий полушепот подельщика и компаньона:
– Сцедивши кровь раба из жилы, смешаем ее с илом, добавим в смесь кашицу из маиса, сваренного на буйволином молоке и размешаем с соком сахарного тростника… и получаем корм для самочных моллюсков.
А выводки их в две недели раз промываем в решете раствором слабого вина, и лишь затем опускаем их в сетчатых садках на глубину в десять локтей. Через полгода достаем со дна вот эту… – он ткнул кривым и грязным ногтем в округло – фиолетовую шершавость элитного изделия в руках Архонта – вот эту дрянь, вот это ядовитое дерьмо, пожизненную кабалу, петлю на шее моего народа.
…Ич выплывал из бездонного ужаса. Шепот двуногого скота, каким – то образом проникшего в секрет их необъятной власти над племенами – этот шепот жег сердце и мозги. Убить вот этого немедленно нельзя: за всем здесь наблюдает бог. И надо было начинать словесную игру, перехитрить и приручить шального дикаря, заряженного разрушением их всевластия. Но главное узнать: кто, когда и как? Кто передал тайну избранных, спустил ее в отхожие миазмы примитивных? Кто и как?!
– Поговорим? – Архонт взял сандалового столика рядом с креслом кувшин ароматного, пятилетней выдержки вина и два бронзовых кубка. Ударил кубком по засмоленному горлу кувшина. Осколки обожженной глины с треском рассыпались по лощеной глади кипарисового пола. Разлил бардово-черную, благоухающую влагу в кубки. Один поставил на пол, носком сандалины придвинул к Садихену.
Тот взял и залпом, трижды гулькнув горлом, осушил его – драгоценность крепчайшего нектара, которую положено цедить живительною струйкою сквозь зубы, лаская жгучим ароматом нёбо. Но Садихен, притушив глотками палящую давно уже жажду, заговорил.
– Вы, пришлые Хабиру, с мечом, копьем и луком вламывались к нам, туземцам. Вся ваша цель – отнять и завладеть чужим.. Вы грабили – мы защищались, мы били и преследовали вас повсюду. Пролились реки крови и небеса забрали лучших из наших и средь вас. Так было долго, пока вы вдруг, сложив мечи, не запросили мира и земель у нас, чтоб заселить их. Мы вам поверили, уставшие от горя и могил.
Вы жили меж собою сцепленным клубком, как стая гюрз при случках, не смешиваясь с нами, презирая нас. И общими средь нас и вас были лишь торжища. Вы предлагали пряности, вино, дурман из конопли и ткани из-за моря. Мы – скот, зерно, оружие и рыбу. Все то, чего не было у вас. Потом, как нам рассказывал наш дед, на этот холм спустился с неба SHEM Энлиля. И вскоре один из вас принес на торг ракушку, добытую с глубин. И за нее, блестящую от перламутра, он получил с десяток рыбин.
Летели годы. Вы стали предлагать в жены нашим вождям своих сестер и дочерей и ваших шлюх. Те, напоив мужчин, все чаще требовали для себя никчемной перламутровой дряни со дна реки. Пока ракушка не стала вдруг на всех торжищах главной и единой ценностью.
Вы научились выводить ее на глубине – отборные экземпляры, храня секреты разведения моллюсков в тайне. И вот настало время, когда за эту пакость любой из вас мог получить все то, что вы не захотели и не научились делать за века: скот и мясо, рыбу, овощи, оружие, жилища, челноки, фелюги и галеры. А к этому – и наших жен. И мы с покорностью и пьяным изумлением ходили с голым задом и приносили в голодающие семьи никчемные костяшки. Затем вы с разрешения одурманенных наших вождей принялись убивать нас за то, что кто-то захотел добыть ракушки сам, ныряя в глубину реки. Расставив сторожей с собаками, вы прибрали к своим рукам все омуты, где заводились россыпи моллюсков.
Потом вы вбили в одураченные головы вождей премудрости какого-то Закона, и мы с тупою честностью клялись нашим богам и вам, что будем исполнять его.
Все сильней раскачивался Садихен, кривя дрожащее и пьяное лицо, смоченное слезами. Пронзительным и стонущим фальцетом взвился его голос, дорисовав картину окончательного рабства:
– И, одуревши окончательно, мы сами лезли в кабалу за то, что не могли отдать когда то взятые у вас говенные пустышки.
Теперь мы подыхаем в голоде и в пьянстве – вы скоро лопнете от жира. Мы в нищете плодим детей – вы забираете их в рабство, и все лишь потому что кто-то и когда-то, свихнувшись головой, отдал вам десять рыбин за ракушку! Теперь все это позади! – ликующе и трубно возопил учитель. Шальное торжество плескалось в омутах его глазниц.
– Мы отдадим вам сполна эту костяную дрянь, вернем долги! И вам конец! Конец всем тем, кто не умеет растить маис, капусту, рис, кто брезгует забросить сеть и накормить осла или корову, кто разжирев от чужой крови с потом, умеет лишь мусолить в пальцах ничтожную костяшку с перламутром!
– Позволь задать вопрос, премудрый Садихен – втесался в ликование аборигена белеющий Адам – а ты умеешь это делать?
– Что именно?
– Растить маис, пасти коров и выгребать нужник! Ты этому обучен?