Читаем СТАТУС-КВОта полностью

В следующий миг увидел Василий голый пень. Аверьяна уже не было на тусклой желтизне среза, куда сразу же врезались лезвиями мечи.

Молниеносный клубок тренерской плоти, обтянутый голубым трико, пружинисто разворачивался в метре от пня. А развернувшись, тараном выбросил в пространство ступню в белом кеде, угодившую одному из меченосцев в живот. Скрючившись от боли, нападающий дергал из пня увязшее в нем острие меча, второй, уже сделавший это, запустил блесткое лезвие по кругу, рассекавшему Аверьяна напополам. Оно просверлило воздух в сантиметре от сухощавых ягодиц подпрыгнувшего тренера, на лету отклонявшего корпус от другого, режущего падени отточеного лезвия.

Сбесившееся стадо убивало своего вожака?!

Потрясение и ужас затопляли Прохорова: творившееся на поляне выламывалось из тысячелетий христового бытия: даже Иуда не поднял руку на учителя, отпасовав поцелуем мерзость иудаизма Каиафе и Пилату.

«Да где же Женька?! Какого черта он…»

Развернувшись всем корпусом к побратимому своему, только что несшемуся за Вовочиком, охнул и выстонал Василий:

– М-м-мать в-вашу…

Женьку рубили двумя мечами и секирой трое, полосуя хищно сгустившийся воздух серо-стальными вспышками лезвий. Туго сбитое, лаково блестевшее тулово Евгена дергалось в рывках и скрутах, уходя в последнее мгновение от смертельного хоровода свистящей стали.

Время от времени в шелестящую тишину, в запаленный, звериный храп схватки врезался тугой хряск: умудрялся доставать Евген двуногих зверей вокруг себя – ногой и кулаками. Уже скорчился на земле, дергаясь в болевом шоке, один из трех, с секирой. Но лишь ускорились, пошли вразнос оставшиеся двое.

В полынном, трясучем бессилии огляделся Василий. Редкой цепью рассредоточились по кругу остальные пятеро: не вмешиваясь, наблюдали за непостижимо подлой гладиаторской расправой.

Да что же за ведьмино варево булькало в этом круге?!

Мелькнула мимолетным сквозняком в мозгу трясогузная мыслишка: «Может, продолжение тренировки?» Но тут же отбросил Василий такую благость: уворачивался от хлещущих ударов Евген все медленнее. Вязла былая полетность акробатических уверток в трясинной усталости.

Но главное – как сигнально-смертельный флажок на ветру полыхал под ключицей Евгена красный клок надрезанной кожи, заливая кровяной глазурью всю грудь.

Ранив Чукалина, его натурально и подло, скопом, добивали!

Каленая ярость вздыбилась в Прохорове, подбросила его с земли. Поймав взглядом догорающее синими протуберанцами кострище, понесся он к нему страусиными скачками, пропуская под собой полуметровые пни. Достигнув паленой, хлестнувшей жаром в лицо окраины костра, уцепил Василий двумя руками полыхавшие еще головни, и, вздев два увесистых факела над головой, ринулся к сыну графини Орловой, коего добивала чернь.

Уже извивался ящерицей, дергался на земле Чукалин, уворачивался от рубленных хлестов стали. Обжегшись о красногрудую предсмертность его торса, взревел и хрястнул Василий своим дубинным факелом по лопаткам на бычьей спине одного из меченосцев:

– Н-н-на, сволочь!

Ужалено отскочив, заорал нападавший:

– Ты чего, дед, офонарел?! Женька, уйми своего кабана, не то сам выключу!

Здоровый жеребячий гогот вспухал по окружности поляны. Прохоров затравленно огляделся. Беззвучно трясся в хохоте невредимо сидящий на пне Аверьян. Ржало все воинство, только что рубившее насмерть вожаков своих. Сотрясаясь в конвульсии, глянул Василий на опрокинутого и залитого кровью Чукалина. Но и этот подлец скалил зубы!

Со стонущим рыком опускался Прохоров на землю: нестерпимо жгло ладони, кои стискивали полыхающие факела. Попробовал разжать их – не вышло: цементной крепостью скрючились пальцы на малиново рдевшем дубье. Взмыл с земли Евген, кинулся к Василию. Вдвоем со Стасом, все еще дергающим обожженной лопаткой, они едва расцепили клещи непрошенного защитника.

Дурак дураком сидел на земле сирый, несчастный доцент, бессмысленно смаргивал слезы и пот с ресниц, дул на ладони. Смех стихал. И в звончатую, кострищем прогретую мирную благодать поляны стали падать размягчено-восковые фразы:

– Ну дедо-о-о-к…

– Дед-то наш человек!

– Аверьян Станиславыч, в компанию ветерана берем?

– Какой я вам дед, жеребцы?! – свирепо озвучился Василий. – Вздуть бы вас всех за такие катаклизмы на мою шею, да песку нехватит, весь рассыпал по поляне.

И опять ржали. Помог подняться, повел Женька Прохорова к Аверьяну. Усадил рядом с тренером. Тот подержал руки над бурыми, нестерпимо саднящими ладонями Василия, и боль стала сворачиваться, уползать из них. Затем, намочив две холщевые тряпки в моче из жбана, обернул ими ладони.

Аверьяново воинство между тем разгребало граблями пышущую жаром гору углей после костра. Заполнялось огневым свечением углубление от кострища: квадрат два на четыре.

Разлепив спекшиеся губы и обретя, наконец, дар речи, спросил Василий тренера:

– Что это было, Аверьян Станиславович? Что за подлянку творила эта банда с вами и Женькой?

– Осле-еш-шня-я-а-а фас-с-са рен-нировф-ф-ки-и-и… ол-л-чи-и-и бо-о-о-о-о-й.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза