СТАТУС-КВОта

Вот почему мы готовы дать царю Николашке хороший займ их Франции, когда он запросит у вас мир за половину Сахалина. А без этого займа, Николай II скоро станет французским клошаром в своем дворце. И он это знает.

Вы хотите четвертый раз сказать, что Альфонс Ротшильд еще не император?

– Нет, барон. Я больше этого не скажу. Что вы желаете от нас за этот подарок?

– Совсем мизер. Снижения тарифных пошлин вдвое на мои товары для Японии.

– Эта весть коснется священных ушей императора через два дня.

– После того как это случится, вас ждет роскошная карьера под императором, Анимуро-сан. Это я вам обещаю.

Карьера действительно улыбнулась подпольной японской крысе в России Анимуро в виде места в правительстве, а затем в парламенте Японии. Улыбнулась уже через год. И в этом же году он стал автором поправки к конституции, которая гласила: еврей не может быть членом правительство, членом парламента и занимать ключевые посты в Японии.

Поправка прошла большинством в два голоса. Ибо мощный урок паразитарно-хищного разрушительства, который Анимуро-сан хватанул от Ротшильда девятого января 1905 года и о котором рассказал с трибуны закрытого заседания парламента – сидел в нем опасливой отравой до конца жизни.

Ротшильд положил трубку.

– Витте, я уверен, император желает вас видеть. Тогда что вы здесь стоите? Готовьтесь на завтра загнать императора в окончательный угол.

– Мир с Японией сейчас? – никак не мог опомниться от услышанного премьер.

– Когда пал Порт-Артур, когда за окнами оскалилась морда революции, когда казна империи пуста, как брюхо после поноса, только идиот захочет продолжать войну с Японией. Но император не совсем же идиот, Витте? Идите и просите у него полномочий на любой мир с Японией, на самый говённый. Сейчас он даст эти полномочия, клянусь мамой и святым Кудром – даст, после того как насмотрелся этой скотобойни за окном. Мы готовили ее в расчете на жидкую волю Ники, когда нужно будет отдавать большой куш за мир с Японией. Вырвите полномочия из царской глотки и суньте ему на подпись манифест. Обещайте ему займ от Франции для борьбы с революцией.

Мы дадим ему этот займ, но такой, что с нами будут расплачиваться его внуки. Большая политика – эта всегда большая кровь. А умные люди делают на крови хорошие деньги. Учитесь делать большую кровь, Витте и вы будете иметь большие деньги. Вот вам папка с манифестом.

Витте взял у Ротшильда папку. Пошел к двери, приволакивая ноги.

– Граф! – хлестко, скрипуче окликнул барон, – на Одесском привозе люди уже просят: «Мадам, будьте любезны, покажите мне новую улицу имени Витте». И еще имейте в виду, что завтра сорвутся с цепи все наши газеты Европы. Они прославят вас и позорно обгадят держиморду Ники II, залившего трон кровью своего народа.

Витте ушел. И Ротшильда, со сладострастием глядящего в окно, стало медленно подергивать. Он приплясывал, выделывая тупоносыми штиблетами мелкие антраша. Вихляя тощим тазом, он взялся за отвороты сюртука. И так, суетливо взмахивая острыми локотками, пошел по кругу зала, припрыгивая на ниточках, за кои незримо дергал сиськастый Бафомет на лаковых копытах.

ГЛАВА 14

Василий Чукалин вел изъезженный, тарахтящий директорский «газон» по утрамбованному проселку.

Тот послушно петлял меж полем с буйными зеленями озимых и лесной, притеречной чащобой. Вот уже с полчаса зависло в машине настороженное, гнетом давившее, молчание. Оно зависло после разговорного хаоса, что перехлестывался меж четверыми пассажирами всю дорогу от Гудермеса до Наурской.

Первой не ответила на вопрос Женьки мать, сосредоточенно уйдя в себя от наползавшей, вроде бы беспричинной тревоги. За ней примолкли остальные. Прохоров с Евгеном тряслись на заднем сиденье. Отец время от времени искоса поглядывал на жену: скоро ли? Заметно постаревшая, с седым клоком волос, перечеркнувшим лоб из под косынки, Анна оценивающе примеривала пейзаж – припоминала.

Мистически, за семнадцать лет не выветрившийся страх, замешенный на боли, все явственнее сочился из -под земли, из притеречной лесной полосы, вплетался в моторный гул машины.

Все ближе надвигалась прошлая Химера, что началась с родов. Здесь, на этом поле, торчал из стерни стожок соломы, когда-то приютивший ее роды. И Женьку. Вот под этими, ясно просвеченными небесами врезалась в нее пернатая тварь, рвала когтями и била клювом под «цыганочку»: «Эх раз-зь… еще раз-зь».

Дорога круто отвернула от леса уйдя в поля. Анна вздрогнула. И ощутив цепенеющей спиной, всем трепетавшим сознанием координаты той копешки, вышепнула побелевшими губами Василию:

– Стой! Здесь.

Газон, присев на передние колеса визгнул и остановился. Анна вышла, оставив открытой дверцу. За ней выбрались остальные.

Медленно поворачиваясь все еще чеканно-красивым профилем, вбирала Орлова в себя гармонию и приметы окрестного бытия. Благодатно-весенняя нега трепетала вокруг в теплом полуденном мареве. Пронзительно чистым малахитом ласкали глаз ячменные всходы в рядках.