Ставка - измена Родине

…Гретхен нисколько не преувеличивала. Действительно, Морис Шевалье за год гастролей в Штатах настолько пристрастился к спиртоному, что каждый рабочий день начинал с бутылки своего любимого «Remi Martin», им же и заканчивал. На случай, если бы ему захотелось сделать пару глотков ночью, под кроватью он держал «контрольную» бутылку. И это не считая тех коктейлей и виски, что ему приходилось выпивать в ходе богемных тусовок, ежевечерне устраеваемых его импресарио.

В Вашингтоне, где на его концерте должен был присутствовать президент Рузвельт, с Шевалье едва не случился конфуз. Хватив лишку, он заснул в гримерной. Потребовалось полфлакона нашатырного спирта, чтобы привести шансонье в «боевое состояние» и под руки вывести на сцену.

Положение спасла задержка президента, иначе скандал был бы вселенский, ибо вездесущие репортеры уже пронюхали о пристрастии Шевалье к спиртному и только ждали случая, чтобы снять корону с «короля-лягушатника парижских бульваров» — такое прозвище присвоили Шевалье американские папарацци.

…Накачавшись коньяка и виски, Морис становился агрессивным: скандалил с импресарио, с администрацией гостиниц, в присутствии Гретхен вызывал в номер сразу нескольких проституток, настаивая, чтобы она участвовала в оргиях.

Когда однажды Шевалье, изрядно набравшись, поколотил ее, Гретхен поняла, что любви и совместной жизни пришел конец. Она позвонила Карло и, рассказав о своих перипетиях, спросила, как ей быть: уехать в Европу или продолжать играть роль любящей жены?

Связник безапелляционно заявил:

«Девочка, ты находишься в служебной командировке, поэтому потерпи до окончания гастролей. Вернешься в Европу, посоветуешься с дядей Шульцем, как жить дальше. Я лишь могу сочувствовать, но не принимать решений. Крепись! Я и дядя Шульц очень любим тебя и ценим твое умение преодолевать невзгоды и трудности… Запомни парижский телефон дяди, позвонишь ему по возвращении. Да хранит тебя Господь!»

* * *

Вернувшись в Париж, Гретхен немедленно встретилась с Шелленбергом. Про себя она отметила, что он по-прежнему влюблен в нее, хотя и старается сохранять пафос дистанции. Ничего не поделаешь. Он ведь — дядя «ШУЛЬЦ», а она всего лишь его племянница «HERZ»!

Впрочем, такой характер отношений у Рицлер не вызывал чувства отчуждения к своему оператору. Природный ум подсказывал ей, что у каждого человека в жизни свое место и предназначение. Кто-то рожден быть начальником, кто-то — подчиненным. Однако, благодаря такту и деликатности Шелленберга, Гретхен подчиненной себя не чувствовала.

…Шелленберг поблагодарил Гретхен за «плодотворную работу во благо Фатерлянда», в установлении «дружеских» связей с американскими банкирами, политиками и воротилами бизнеса.

— Я понимаю, чего тебе это стоило, Гретхен, но работа есть работа… Пройдет совсем немного времени, и Германии пригодятся все твои американские друзья, поверь мне на слово… А сейчас тебе надо бы отдохнуть! Как насчет Лазурного берега? Или ты хочешь покататься на лыжах в Швейцарских Альпах? Выбирай!

— Вальтер, а почему вы не спрашиваете о моей супружеской жизни?

— По одной простой причине, — моментально отреагировал Шелленберг, — чтобы не бередить твою рану, девочка… Мне кажется, что Шевалье уже исчерпал себя и как любовник, и как муж, и… как звезда эстрады. Он — законченный алкоголик! С каждым днем тебе будет все труднее с ним… Так что думай и принимай решение сама — я могу лишь советовать…

«Они что? Сговорились с Карло?! Тот может лишь Сочувствовать, этот только СОветовать! А решение должна принимать я сама?!

Будто читая мысли Гретхен, Шелленберг, вложив в интонации максимум теплоты и участия, тихо произнес:

— Вообще-то, мне кажется, что ты уже созрела для следующего замужества, ибо жизнь с Морисом стала для тебя невыносимой… Твой потенциальный жених в Париже?

— Думаю, что да… Я не стала дожидаться его звонка, а хотела знать ваше мнение, Вальтер…

— Умница! Твои слова звучат как похвала мне…

— Я что-то не понимаю вас, Вальтер!

— Я хотел сказать, что не ошибся в тебе… А что касается Курта, то тебе надо выйти за него замуж и стать гражданкой Соединенных Штатов… Нас с тобой, да. и всю Германию, ждут великие дела!

Ладно, это — будущее, давай-ка перейдем к настоящему… Как только объявится Курт, назначь ему свидание и сразу же уезжайте либо в Альпы, либо на Лазурный берег…

— А как же встреча с моим дядей? Курт ведь приехал в Париж для того, чтобы просить его благословения…

— Дядя неожиданно попал в больницу и выпишется только через неделю, ну, две… Как раз к вашему возвращению из свадебного путешествия… Вот тогда-то я с ним и поговорю… Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю…

— Тогда действуй, mein HERZ! И постоянно держи меня в курсе. Мой берлинский телефон ты знаешь, позвонишь накануне возвращения в Париж… Да, вот еще что! Сразу выезжать в Штаты не соглашайся. Сошлись на то, что дядя нуждается в уходе… Да и чувство Курта ты хотела бы проверить… В общем, девочка, не мне быть тебе наставником в таких делах!

Шелленберг поднялся и, протягивая Гретхен конверт, щелкнул каблуками.

— Что это?