Стеклянный дом

Он укрыл ее плечи своей тяжелой и слегка вонючей вощеной курткой. Рита обратила внимание на его большие, не совсем чистые плотницкие руки с плоскими квадратными ногтями, похожими на окна. Руки были непропорционально крупными относительно его роста. Его макушка находилась на уровне ее носа, так что Рита с высоты птичьего полета смогла заглянуть за расстегнутый ворот его заношенной рубашки и рассмотреть худощавый, как доска, крепкий торс, увитый мышцами. Робби заметил ее взгляд. В его грязно-коричневых с крапинками глазах плясал веселый огонек, а в уголках были складочки. Он смеялся над ней.

Робби отказался забирать эти треклятые берцы. Сказал, ей они идут намного больше. Рита восприняла это как слабенькую шутку насчет ее габаритов. Мужчины постоянно так шутили, особенно невысокие. Что еще хуже, его слова заставили обоих посмотреть вниз, где их взгляду предстали торчащие из сапог голени, не бритые с самого Лондона, покрытые густой растительностью. Казалось бы, ее не должна была волновать волосатость ног – она зареклась связываться с мужчинами, – но почему-то волновала. И почему-то очень сильно. После такого она поспешила вернуться в дом, насобирав репейных колючек полами халата, и столкнулась с Герой, выходящей из комнаты Джинни с крайне подозрительным видом.

Такое ощущение, что за ночь они обе побывали в местах, куда им ходить не следовало.

– Я ему передам! – Тедди делает пируэт на пятках, широко раскинув руки, готовый к взлету. Но уже поздно.

Он здесь. Стоит в дверях кухни, смущенно улыбаясь. Рита принимается еще тщательнее помешивать кипящее варево, молясь о том, чтобы Тедди не наговорил каких-нибудь глупостей. За завтраком тот уже успел поддразнить Риту насчет ее вчерашних приключений, а она велела ему закрыть варежку, что было совершенно не в ее духе, и Гера с Тедди так долго хохотали, что Рита испугалась, как бы он не подавился.

– Все в порядке, Рита?

Она косится на Робби. Тот улыбается – злорадствует, что ли?

– Несомненно. – Она замечает у него в руках какой-то предмет, завернутый в коричневую бумагу, как нарезанный окорок. – Я, знаете ли, и сама бы нашла дорогу домой.

– Я кое-что принес. – Он подходит ближе и протягивает ей сверток. Но, чтобы взять его, ей приходится сперва отложить ложку и вытереть влажную руку о фартук, и оба коротких действия кажутся слишком затянутыми и неловкими. Когда кончики их пальцев соприкасаются, у нее в животе что-то сжимается.

– Это так, мелочь, – говорит он.

Гера и Тедди подскакивают ближе – им не терпится посмотреть, как Рита откроет сверток.

Она разворачивает бумагу, стараясь сохранять равнодушное выражение лица. Внутри… листья? Листья. К черешку каждого привязан листочек с карандашной подписью: «береза повислая», «дуб», «падуб», «бук», «вяз»…

– Карта леса, если угодно. – Из-под расстегнутого воротничка его клетчатой рубашки виднеется раскрасневшаяся грудь. У Риты возникает странное желание охладить розовую кожу, приложив к ней ладонь. – Выучите деревья – вот и будут вам уличные указатели, – добавляет он.

Она не знает, что сказать. Сколько времени он потратил, собирая разные листья, привязывая к каждому ярлычок? И с чего вдруг?

– Чтобы научить детей, – говорит Робби, и у нее внутри что-то лопается, как пузырь.

Конечно! Как было бы неловко, если бы он принес эти листья для нее. И все же она знает, что потом непременно разложит их на полу своей комнаты, когда все улягутся спать. Изучит цвета и формы, будет тихо шептать их названия, пока они намертво не отпечатаются в память.

– Спасибо. Замечательно, правда, Тедди?

Тот кивает и улыбается. Гера берет один лист за черешок и без особого энтузиазма вертит его в руке.

– Ну, у Большой Риты есть собственный миниатюрный лес, – с гордостью заявляет она. – Под стеклом.

– Правда? – Он смотрит на нее с искренним интересом. В его голосе слышится улыбка.

– Просто пара папоротников в стеклянном ящичке, вот и все. – Лучше бы Гера помолчала. Рита чувствует себя ужасно уязвимой. – Террариум.

Она боится, что это выдает в ней какие-то странности. Смутившись под тяжестью его прямого взгляда, Рита убирает листья обратно в сверток, кладет его на полку и поворачивается к плите. Она втыкает вилку в кипящую картошку, чтобы проверить, можно ли ее толочь. Та отскакивает, твердая как камень, и ударяется о край кастрюли. А Рите казалось, что прошла уже целая вечность.

– Сегодня будут танцы. Хотите сходить? В смысле, со мной.

Вилка выскальзывает из ее руки и падает в бурлящую кастрюлю. Жар от плиты перебрался к Рите на лицо и вступил в химическую реакцию с раздраженной от бритвы кожей ног. Она вся горит.

– Я работаю. Простите.

Кухню окутывает тяжелое, влажное молчание, пахнущее картофельным крахмалом. Гера выдергивает у себя ресничку и принимается ее рассматривать.

– Тедди, ты не мог бы проводить Робби до двери? – натянуто произносит Рита.

Через несколько секунд Тедди возвращается, довольный собой. Он сдвигает два деревянных стула и встает на них на мостик, уперев руки в один, а ноги в другой.