Рита начинает раздуваться от гордости, как будто Леснушка и впрямь ее ребенок, но вовремя останавливается. Она обещала себе, что не станет сентиментальничать и привязываться к этой девочке, раз уж ей суждено скоро уехать. Нужно вести себя профессионально. Но не получается. Неудивительно, что Джинни так к ней прикипела.
– Как ее зовут?
– Мы зовем ее Леснушкой. – Рита мягко намекнула Джинни, что лучше не давать ребенку нормальное имя – это пробуждает собственнические чувства. Она откашливается. – Для конспирации, сам понимаешь.
Робби молчит, обдумывая эту странность, и гладит малышку по голове с нежностью, которая заставляет Риту озадаченно отвести взгляд.
– Она проголодалась, – говорит он.
– Вечно голодная.
Робби смеется, и неосознанно возникшее напряжение рассеивается. Рита позволяет себе бросить взгляд на его манящие губы. Как так вышло, что вместо поцелуя у них получилось такое неловкое столкновение? Такая катастрофа?
– Рита, прости меня. За тот вечер. – Он извиняется торопливо, как человек, который пытается пробраться через толпу, пригнув голову. – Я не… Я не такой.
Она сосредоточивает внимание на созвездии молочных пятнышек на лбу малышки.
– Не знаю, что на меня нашло. Ну, то есть знаю… В смысле… Ох, заткните меня кто-нибудь.
Рита прячет улыбку. Ей ужасно хочется сказать: «Нет уж, продолжай, расскажи мне в подробностях про свои ощущения – и в груди, и в штанах. Почему ты с такой силой прижал меня к себе?» Ей хочется, чтобы он доказал, что желал именно ее, а не просто мягкое женское тело, которое удачно подвернулось ему теплым летним вечером после пары стаканов пива.
– Я, пожалуй, пойду, – говорит Робби.
Она поднимает голову. Их взгляды встречаются, и что-то потрескивает в пространстве между ними, как радиопередача на незнакомом языке.
– Ладно, пока.
Она смотрит, как он садится в пикап, и ей хочется позвать его, попросить о помощи. Малышка, потревоженная чечеткой, которую отбивает сердце Риты, начинает плакать.
27
Гера
ТОТ САМЫЙ ПЕНЕК обладает странным притяжением. Я постоянно возвращаюсь к этому приземистому деревянному столбику с выпуклыми корнями и заново переживаю момент, когда я нашла Леснушку, очаровательную, как пудинг на тарелочке. Здесь приятно посидеть в одиночестве – никто мне не мешает, от дома меня не видно, а отсюда удобно наблюдать за пестрой тенистой чащей. Если сидеть неподвижно, как я сейчас, то можно увидеть оленей: доверчивых детенышей с тревожными мамами. Движение! Мелькает что-то рыжеватое. Олень? Я прикладываю ладонь ко лбу козырьком, но деревья пересекают мое поле зрения, оставляя только обрывки, а разглядеть недостающие фрагменты можно только двигаясь из стороны в сторону – но это выдаст мое местоположение. Что бы там ни было, оно успевает исчезнуть.
Я жду еще немного – животное не возвращается, – а потом начинаю болтать ногами, задевая грубую кору голыми ступнями. Сегодня мне нравятся мои ноги. Они уже не похожи на ноги толстой девочки. То ли загорелые, то ли немного грязные – отличить одно от другого довольно сложно. Подошвы постепенно грубеют, роговеют и привыкают к ходьбе без обуви. Я чувствую себя свободной. Скоро моя криво отрезанная челка начнет убираться за уши и я, глядя в зеркало, уже не буду каждый раз вспоминать мамин крик: «Господи, что ты сделала с волосами?!» Солнце сияет, его лучи льются сквозь ветви. Свет такой приятный, янтарный и мягкий. Как будто смотришь на мир сквозь брусочек мыла «Пирс».
Я улыбаюсь. Такое ощущение, что с появлением малышки все изменилось. Она озаряет своим присутствием темные уголки Фокскота, наполняя дом своими забавными звуками, запахами и всякими штуками: бутылочки и резиновые соски на сушилке для посуды, серебряная погремушка на диване, детские одежки на решетке возле камина, похожие на маленьких веселых привидений. Она волшебным образом повлияла на маму, которая успела резко измениться за эту неделю: она уже не сонная, не в отключке, от нее не веет холодом, как от темного подвала. И она больше ни разу не надевала солнечные очки. Я горжусь собой: в конце концов, это ведь я нашла малышку. Я уверена, что Леснушка это знает. Вчера вечером она мне улыбнулась. Рита сказала, что я выдумываю, но это не так.
Малышка занимает все мои мысли и мешает им свернуть не туда. Например, я постоянно забываю таскать еду. Резинка от трусов мне уже не давит и не оставляет красную полоску. Сегодня утром у меня даже заурчало в животе. Я вдруг начинаю верить, что мы не обязаны вечно оставаться такими, какие есть. И что семья, в которой мы родились, – это не безвыходная ловушка, не стеклянный колпак, как террариум Большой Риты, в котором растения заперты навсегда. Семья может образоваться и без кровного родства. Иногда случается что-то хорошее. Например, можно зайти в лес и наткнуться на прекрасную малышку.
– Тебя зовет Большая Рита! – Из зарослей выскакивает Тедди. Он в одних трусах, разгоряченный, взволнованный и загорелый. – В дом! Скорее!