Стеклянный дом

Я спрыгиваю с пенька и бегу в сад, где обнаруживаю, что Большая Рита меняет малышке подгузник на лужайке, тихо воркуя над ней и корча смешные рожицы. Заметив нас, она тут же прекращает, как будто забылась на секунду, а мы застали ее врасплох. Рита говорит, что мама пошла наверх, потому что ей пора отдохнуть, а нам всем лучше ей не мешать. Как насчет пикника?

Если кому и пора отдохнуть, так это Большой Рите. У нее под глазами фиолетовые синяки, руки постоянно что-то моют и скребут мочалкой: «Малышам нужна идеальная чистота». Но у меня такое ощущение, будто она пытается оттереть что-то, чего никто, кроме нее, не видит.

Большая Рита заставляет нас с Тедди обуться, и мы отправляемся в путь. Малышку она несет на руках. «Тяжелая, как мешок картошки», – жалуется Рита, но отказывается доверить ее кому-то другому. Моя задача заключается в том, чтобы нести плетеную корзину для пикника и следить за Тедди, который то и дело убегает и норовит залезть на дерево. Сливочный свет становится все гуще.

Время от времени Тедди останавливается и подбирает палки, потому что Робби пообещал научить его резьбе по дереву – на самом деле это только повод лишний раз увидеться с Большой Ритой. Мама пришла в восторг: «Какая прекрасная идея! Ты же не хочешь быть как отец, который не в состоянии даже мясо порезать, правда, Тедди?»

Ее замечание заставило меня вспомнить все это – те самые кошмарные семейные обеды по воскресеньям, когда папа корячился над сероватой ножкой ягненка, сжав зубы и с силой распиливая мясо, будто никакая это не баранина, а сам Дон Армстронг.

Мы выбираем место на берегу речки, где дрозды и жаворонки прячутся от послеобеденной жары и поют на самых высоких ветках. Большая Рита расстилает дырявое старое одеяло. Я выкладываю на тарелку пирог, слизывая вытекший джем с пальца. Тедди раздевается и голышом прыгает в воду, а мы смеемся. Его ноги загорели по краю трусов, а пятая точка осталась синюшно-белой. Вода доходит ему до середины бедра, журчит вокруг него, прозрачная как хрусталь, а мелкие рыбешки бросаются врассыпную и кружат возле его коленей.

Я переодеваюсь в купальник под полотенцем, как обычно делаю в школе, чтобы никто не увидел мои соски, похожие на мышиные носики, и трясущийся животик. Я прыгаю в воду, ахнув от резкого холода, и прячусь под водой.

Большая Рита подбирает подол своей хлопковой юбки и тоже заходит в воду. Она очень медленно опускает ножку малышки в воду и так же медленно поднимает ее. Затаив дыхание, мы ждем, что Леснушка сейчас расплачется. Но она молчит. Ее хорошенькое обезьянье личико становится внимательным и серьезным, как будто она задумалась об этой странной штуке – воде. Мы снова и снова окунаем ее ножку в воду, и малышка начинает издавать довольные булькающие звуки. Мы смеемся. Солнце припекает нам спины. Тедди опускается под воду с головой и выныривает, как сумасшедший. Вымокшие кудри липнут к его голове. Я забываю о том, как выгляжу в купальнике, и просто наслаждаюсь тем, как вода обтекает мое тело. И кажется, что это никогда не закончится: солнце, желтые водяные лилии возле берега, синие стрекозы, кусок бисквита, ждущий в корзинке для пикника. А может, оно уже закончилось и я вспоминаю все это откуда-то издалека.

После пикника Большая Рита вытирает малышку кухонным полотенцем, меняет ей подгузник и припудривает ее тельце детской присыпкой «Джонсон». Потом она объявляет, что пора возвращаться.

– Слишком много мошек. Чем ближе вечер, тем сильнее здесь начинаешь чесаться, – говорит Рита, застегивая кнопки на комбинезончике малышки.

Мы с Тедди начинаем возмущаться: нам сто лет не было так весело, как сегодня. Но Большая Рита слушает не нас, а малышку, которая смотрит на нее своими огромными глазами и издает тихие звуки, как будто пытается заговорить. Пользуясь моментом, мы снова спрыгиваем с берега в речку, визжа и поднимая столб брызг.

– Господи Иисусе, – стонет Большая Рита, сдерживая смех, и укладывает Леснушку на одеяло рядом с корзинкой для пикника. Малышка тянет ручку и начинает скрести переплетенные прутья острыми ноготками.

Мы с Тедди начинаем плыть по течению – получается быстро и без усилий. Очень скоро Большая Рита остается далеко. Дно ступенькой опускается ниже, и мы глубже проваливаемся в холодную воду. Тедди начинает плыть по-собачьи. Я слышу, как Большая Рита что-то кричит, но не могу разобрать слова – вода шумит в ушах и в носу. Во рту появляется привкус ила.

Я продолжаю хихикать, когда Тедди ныряет. И я думаю: ого, мой братец здорово умеет задерживать дыхание, а потом раздается громкий плеск, как взрыв в воде, и Большая Рита уже в речке – длинноногая, длиннорукая, в юбке, кружком распластавшейся по поверхности.

Она вытаскивает тяжело дышащего Тедди на сушу, снова и снова спрашивая, в порядке ли он. Тот кивает и откашливается. Большая Рита выбирается на грязный берег и садится на корточки. С нее течет вода, сквозь промокшую блузку видна широкая лямка бюстгальтера.

– Боже. Ну ты меня и напугал. – Она, кажется, потрясена больше самого Тедди. – Никогда так не делай.