— Бриан убит. А ты — его копия, овца божья… бывает же такое!
И я вообще-то поначалу отупел.
Сначала меня потрясло известие, что Бриан Непобедимый убит! Он был великим человеком: простой крестьянин, который заткнул за пояс и короля и всех герцогов, который объединил всю страну и почти освободил ее! Он начал с маленького отряда, а закончил грозной объединенной армией, удача была на его стороне, и до сих пор он казался мне, как и многим другим, просто бессмертным.
Вслед за потрясением пришла досада: Лесовия действительно оставалась без своего вождя и единственного человека, который думал о ней, а не о своих потерянных владениях! У него их никогда и не было! Да, я огорчился, я расстроился, я сник, я даже захотел крикнуть, что это неправда, но до меня уже дошла вторая половина фразы.
Мое внешнее сходство с Брианом меня, мягко говоря, удивило. Я представлял его скорее похожим на этого красавца, чем на меня, тем более, на меня теперешнего, отощавшего на хлебе и капусте. Я весь был средний: среднего роста и среднего цвета, мое лицо легко могло затеряться в толпе. Я не был ни аристократом, ни крестьянином, ни красавцем, ни уродом, и тут нечто среднее… неужели великий Бриан был таким?!
И уже в последнюю очередь до меня дошло самое главное — что всю эту кашу, которую заварили король Эрих с герцогами и император Мемнон Первый, придется расхлебывать мне. Получалось, что так!
"Господи! Ты слышишь меня?" — возопил я мысленно, — "я же просил совсем о другом! Я покоя просил и забвения! Нет у меня сил на такие подвиги! Почему я, Господи? Да кто я такой?! Какой из меня воин?! Ты же знаешь, мне претит мысль о кровопролитии, я не тщеславен и не горд! Да и не достоин я, если уж на чистоту! Почему я, Господи?!"
Там, откуда я родом, Бога не почитали, всё больше колдунов и мастеров, я так и не научился правильно молиться. Наверно, поэтому Бог меня и не слышал.
Герцог наблюдал на моем лице все четыре фазы осознания факта. И даже последнюю, пятую — обреченность.
— Как вы себе это представляете? — спросил я, убирая от лица его руку, — я понятия не имею о военном деле.
И он уже понял, что я согласен.
— Бриан — это символ. Достаточно уже того, что он есть. А для военного дела существуют полководцы. Принимать решения буду я.
— А вы…
— Лаэрт Отважный, герцог Тиманский.
Хоть в нем я не ошибся! Тот самый герой! Напарник Бриана! Первый из герцогов, поддержавший крестьянскую войну. Я почтительно склонил перед ним голову. Я был готов слушать его во всем.
— Простите, ваше сиятельство, но раз я — символ, я должен всегда быть впереди.
— Конечно, — кивнул он, — в белом плаще, на белом коне.
— И меня убьют в первом же бою. Я не воин.
— Ты им будешь.
"Господи! Ну, почему я?!"
— Вы… вы даже не подозреваете, насколько я слаб, — сказал я виновато.
— Так ли уж? — усмехнулся Лаэрт и похлопал меня по плечу.
— Я слаб не физически. Я… не смогу убивать. Поймите! Я даже замахнуться не смогу.
Этого он понять, конечно, не мог. И вряд ли нашелся бы кто-то, кто бы меня понял.
— А ты постараешься, — заявил он.
Я вздохнул обреченно:
— Что ж, если так угодно Богу, я постараюсь.
— Ему угодно, — услышал я, — не зря ж он тебя, такого, вылепил!.. Бывают же чудеса!
Его спутники, все трое, закивали и стали высказываться. Тут до меня дошло, что этот молодой человек в сером дорожном костюме и в пышном нарядном берете на самом деле дама, молодая и очень красивая женщина. Тут мне уж совсем стало нехорошо.
— Я могу теперь одеться? — напомнил я.
Лаэрт кивнул небрежно.
— Да. Одевайся.
Дама эта тщательно меня разглядывала, впрочем, вполне благосклонно.
— Это хорошо, что у него длинные волосы, — сказала она, — я боялась, что он брит как все монахи. Дикую прическу Бриана я ему обеспечу!
Я тоже в душе порадовался, что Бриан не был лысым.
— Но у него темные волосы, — с некоторым сомнением сказал епископ.
— Сразу видно, что вы не посещаете дамские салоны, ваше преподобие, — улыбнулась она, — эту мелочь я берусь исправить за полчаса. Труднее будет его откормить!
И она засмеялась, показывая ровные белые зубки.
— Тебе ведь это по силам, дорогая, — улыбнулся герцог Фурский и поцеловал ее руку, — хорошо хоть не надо учить его манерам. Что тот был — деревенщина, что этот.
— Да нет, этот не такой. Он, поди, и писать умеет! Смотри, руки в чернилах.
— Значит, придется забыть, раз умеет, — фыркнул герцог, — тот только две буквы знал: "Б" и "Н".
"И еще знал, как освободить Лесовию", — подумал я, но ничего не сказал этому надменному щеголю.
— Так ты грамотный? — спросила меня дама, его жена, как я понял.
Я стоял, опустив глаза. Я три года не видел женщин.
— Я переписчик.
— Бедный, — усмехнулась герцогиня, как будто прочла мои мысли, а я почувствовал, что краснею.
— Подойди ко мне, брат Антоний, — сказал епископ Маленский, — я рад, что ты всё правильно понял. Не только молитвой можно послужить Лесовии. Иногда требуется и дело. Твой час пробил. Подойди, сын мой, я тебя благословлю.
**********************************************************
****************************************
****************3