Стеклодувы

У нас в Шен-Бидо работы почти полностью прекратились – хотя мятежники находились от нас достаточно далеко к западу, в Майене, а мы – на границе Сарта и Луар-и-Шер, – не было никакой гарантии, что их лидерам не придет в голову совершить бросок, в результате которого они окажутся в нашем департаменте. Мишель, так же, как и наши рабочие, все время находился в состоянии напряженного ожидания, и ему, капитану национальной гвардии в Пьесси-Дорен, не терпелось построить своих людей и бросить их в самую гущу схватки. Долг, однако, повелевал ему охранять и защищать деревню в случае, если ей будет грозить опасность; и хотя я понимала, что эта горстка рабочих мало что сможет сделать против тысячной армии вандейцев, если они повернут в нашу сторону, все-таки вид вооруженных людей, одетых в форму, марширующих на заводском дворе, придавал мне некоторую уверенность.

Жизнь снова приобрела для меня свою цену и свою прелесть – двадцать седьмого мая у меня родилась дочь Зоэ-Сюзанна, и ей исполнилось уже полгода. Пухленькая и здоровая, она с первого же дня своей жизни выказала больше жизненной стойкости и энергии, чем те две малютки, которых я потеряла, и матушка, приехавшая к нам на лето из Сен-Кристофа, предсказывала, что все будет хорошо. Пусть только вандейцев, наконец, разобьют, и тогда мы сможем успокоиться – те из нас, кто принадлежит к патриотам. Твердое правление Робеспьера, несмотря на то, что при нем сотни людей были отправлены на гильотину, включая королеву и бавшего патрона Робера, Филипа Эгалите герцога Орлеанского, не только спасло страну от поражения, но и сделало каждодневную жизнь простого народа более сносной благодаря законам максимума, ограничивающим цены на продовольствие, ходовые товары и рабочую силу.

В эту осень мы больше всего тревожились за Пьера с его семейством и Эдме. Вандейцы в своем броске на север к побережью, проходя через Лаваль, находились всего в девятнадцати лье от Ле-Мана, а месяц спустя, при отступлении, они снова проходили по тем же местам. Майен, Лаваль, Сабле, ла Флеш – каждый день мы узнавали новости о продивжении на юг этой армии мятежников, не подчиняющейся ни дисциплине, ни законам морали, сплошь зараженной дизентерией, отягощенной огромным количеством женщин, детей, монахов, монахинь и священников, которые тащились за повстанцами.

Во вторник тринадцатого фримера – или третьего декабря – мы узнали, что они подошли к Анжеру и собираются взять город в осаду. Жак Дюваль жил в это время с нами, и именно он привез эту новость из Мондубло, куда ездил на совещание с начальством.

– Все в порядке, – сообщил он. – Анжер будет обороняться. Следом за противником идет наша армия под командованием Вестермана; мы отрежем их и заманим в ловушку, прежде чем они успеют дойти до Луары.

Анжер находится в двадцати двух милях к юго-западу от Ле-Мана, на расстоянии более чем одного марша, и меня охватила волна благодарности – я благодарила Бога за Пьера, Эдме и Мари с ребятишками.

– Тут им придет конец, – продолжал мой деверь, – наши армии зажмут их в клещи. А с отставшими и дезертирами мы сумеем справиться сами.

Я видела, как Мишель бросил быстрый взгляд на Франсуа, и поняла, что произойдет дальше.

– Если бы отряды национальной гвардии слились воедино, и мы выступили бы все вместе, единым фронтом, – сказал он, – мы могли бы их расколошматить, пусть только посмеют снова сунуться на восток.

Он подошел к окну и, открыв его, крикнул Андре Делаланду, который в это время проходил через двор:

– Труби тревогу! Явиться всем до одного в полной боевой готовности через час. Будем преследовать этих проклятых разбойников.

Они выступили в третьем часу. По крайней мере три сотни человек шагали под гром барабанов, под трехцветным знаменем, во главе с Мишелем. Будь жив наш отец, он гордился бы своим младшим сыном, который в свое время, более тридцати лет назад, огорчал его своим вечно надутым видом и заиканием.

Весь остаток той недели мы находились во власти слухов, если не считать достоверного известия о том, что под Анжером вандейцы потерпели поражение. Город доблестно защищался и устоял, а повстанческие лидеры теперь пытаются решить, где и когда им следует переправиться через Луару, не дожидаясь, пока республиканская армия атакует их с тыла.

Мне следовало бы знать, что никогда нельзя доверять слухам, что, когда раньше все говорили о разбойниках, никаких разбойников не было. Теперь же все было наоборот: слух о победе разнесся еще до того, как она была одержана.

– Мы уже давно ничего не знаем о Пьере, – сказала я Франсуа в следующий понедельник, как только мы проснулись. – Я хочу поехать сегодня в Ле-Ман, переночевать там и, если все благополучно, завтра вернуться обратно. Меня отвезет Марсель.

По обычаю всех мужей Франсуа начал протестовать, уверяя, что если бы с Пьером что-нибудь случилось, мы бы давно об этом узнали. На дорогах все еще неспокойно, да и погода не слишком хорошая. Если нужно, пусть Марсель едет один и отвезет письмо, а мне лучше сидеть дома, в Шен-Бидо, тем более, что ребенок будет ночью без меня беспокоиться.