Стеклодувы

Оба они, и брат, и муж, должны были стать выборщиками кантона Голль и были полны решимости проследить за тем, чтобы вместе с ними не предложил себя в выборщики ни один человек, имеющий хотя бы малейший реакционный душок. В этом их поддерживал мой деверь Жак Дюваль, приславший Франсуа из Парижа письмо, в котором настоятельно подчеркивал важность того, чтобы в следующем Собрании – Национальном Конвенте – прогрессисты составляли хотя бы относительное большинство. Этого можно было достигнуть только в том случае, если выборщиками будут прогрессисты и если они сумеют обеспечить, чтобы были выбраны соответствующие правильные депутаты. Себя он для нового избрания не предлагал, потому что у него было плохо со здоровьем. Для Франсуа и Мишеля это было ударом, поскольку они понимали, что наличие близкого родственника, занимающего в Париже такой высокий пост, могло бы не только оказать помощь нашему скромному бизнесу, но, кроме того, было бы залогом безопасности в том случае, если положение осложнится.

– Мы д-должны быть т-тверды в одном, – объявил Мишель примерно за неделю до первичных выборов. – Мы должны проследить, чтобы н-ни одному священнику, ни одному бывшему аристократу н-не было разрешено принять участие в голосовании.

– А как быть с теми священниками, которые присягнули конституции? спросил Франсуа.

– П-пусть присягают, сколько им угодно, – ответил мой брат. – Мы все равно их не допустим. Но на всякий случай соберем отряды национальной гвардии, пройдемся по всем приходам и обеспечим, чтобы каждый избиратель эту клятву принес.

В одно из воскресений – как мне помнится, это было последнее воскресенье накануне выборов, – национальные гвардейцы из Плесси-Дорен и нескольких соседних приходов собрались на нашем заводском дворе. Большой отряд численностью около восьмидесяти человек под началом Андре Делаланда, которого Мишель к тому времени сделал командиром, отправился в путь с целью заставить каждого будущего избирателя принести присягу конституции.

Ни один приход, ни одна коммуна не смели противиться этому насилию, хотя отдельные протесты были: находились смельчаки, которые говорили, что национальная гвардия не имеет права силой заставлять верноподданного гражданина приносить присягу.

– Ч-черта с два они верноподданные, – говорил Мишель. – Вот начнем считать голоса, тогда и увидим, кто верноподданный, а кто нет.

Открытое собрание, посвященное выборам, состоялось в церкви в Голле двадцать шестого августа. Мне позволили на нем присутствовать, но я все-таки старалась держаться в тени. Беспорядки начались с первой же минуты.

Председательствовать на собрании предложили мсье Монлиберу, мэру Голля, которому эта честь принадлежала по праву возраста и занимаемого положения. Однако это вызвало громкий протест со стороны моих мужчин – Мишеля и Франсуа.

– Он аристократ! – кричал Франсуа. – Он не имеет права здесь находиться.

– Вот т-такие, как он, – вторил ему Мишель, – д-довели страну до ее теперешнего положения. Он уже один раз изменил своим убеждениям, сменил шкуру. Что мешает ему сделать это еще раз?

Недостаток Мишеля – его заикание – очень мешал ему на таких собраниях, причем он отнюдь не отличался самообладанием – шепот и смешки, которые раздавались в разных концах церкви, выводили его из себя. Меня сразу же бросило в жар от стыда, тем более, что в этот момент из ризницы вышел кюре Голля в сопровождении своих коллег из Уаньи и Сент-Ажиля. Мишель и Франсуа стали махать над головой какими-то документами и кричать: "Здесь не место священникам! Пусть они убираются… Здесь им не место!".

Голльский кюре, человек, судя по всему, довольно мягкий, стоял на ступеньках алтаря.

– Те представители духовного сословия, которые принесли присягу, имеют полное право находиться на собрании, – отвечал он.

– Нам здесь не нужны болваны вроде тебя, – орал Мишель, – убирайся отсюда вон, иди и жри свой суп.

На секунду все смолкли, словно объятые ужасом. Затем снова поднялся крик.

Люди старшего поколения стали возражать, тогда как молодые орали, выкрикивали язвительные замечания, и буквально через несколько минут все три священника с достоинством удалились, несомненно, опасаясь того, что их присутствие может привести к насильственным действиям.

От стыда у меня пылали веки, мне так хотелось, чтобы Мишель и Франсуа перестали бесноваться. Наконец председателем вместо мэра был назначен некий мсье Виллет, который и занял председательское место, обратившись с упреком к "некоторым из присутствующих, которые изгнали с настоящего собрания верных патриотов".

– Нет такого закона, который запрещал бы присягнувшим конституции священникам принимать участие в выборах, – объявил он, – равно как и тем, кто прежде принадлежал к аристократии.

Его слова были встречены приветственными криками с одной стороны и протестами, вернее, свистками, со стороны моих мужчин и их сторонников. Однако с помощью голосования – методом поднятия рук – собрание высказалось за изгнание бывших аристократов, и мэр Монлибер с сыном и еще несколькими "бывшими" были вынуждены покинуть церковь.