Стена памяти

Сама не своя от ужаса, она читает заготовленный дома доклад. Если вы думаете, что озеро большое, вам надо видеть океан. Океан покрывает три четверти поверхности Земли. И это только его поверхность. Кто-то бросает в нее карандаш. Складки у Руби на лбу углубляются. Наземные животные живут на суше – на ее поверхности или на деревьях. Это крысы, и черви, и чайки, и прочие. А вот морские животные живут везде – в волнах прибоя, и в толще воды, и даже в каньонах на глубине шести с половиной миль.

Она пускает по рядам красную книжку. В книжке колонки текста перемежаются цветными фотографиями, от которых сердце у Тома колотится так, что закладывает уши. Круговерть зубастых рыбешек. Царство пурпурных кораллов. Пять оранжевых морских звезд, прилепившихся к скале.

Руби продолжает: В Детройте когда-то росли пальмы, были кораллы и ракушки. Детройт был морем глубиной в три мили.

Миссис Фредерикс спрашивает: Руби, где ты раздобыла эту книжку? Но к тому времени Том уже едва дышит. Перед его глазами прозрачные цветы с ядовитыми щупальцами, устричные банки и розовые шары с тысячей иголок на спинах. Он пытается спросить: Это что, все взаправду? – но с его губ срываются искрящиеся пузырьки и всплывают, улетая к потолку. Он падает, и парта падает вместе с ним.

Врач говорит, что Тому лучше в школу не ходить, мать соглашается. Сиди дома, говорит доктор. Если чувствуешь, что волнуешься, пробуй думать о чем-нибудь грустном

. Мать разрешает ему спускаться вниз, только чтобы поесть или поработать. Все остальное время сиди в своей комнатушке. Нам надо быть осторожнее, Котик, шепчет она, возлагая ладонь ему на лоб.

Долгими часами Том сидит на полу рядом со своей кроватью, вновь и вновь складывая из затейливых кусочков одну и ту же головоломку – швейцарское шале. Пятьсот кусочков, девяти не хватает. Иногда мистер Уимз читает Тому приключенческие романы. В соляных копях прокладывают новую штольню, и в паузах между словами мистера Уимза Том чувствует, как взрывы, пробиваясь сквозь тысячу футов камня, выходят наружу и сотрясают хрупкий насос у него в груди.

Он скучает, ему не хватает школы. Не хватает неба. Не хватает всего на свете. Когда мистер Уимз в шахте, а мать на первом этаже, Том все чаще, прокравшись по коридору, отводит штору и прижимается лбом к стеклу. Дети бегают по снежным тропкам, окна литейного цеха горят огнями, вагоны поезда катятся под поднятым над путями трубопроводом. Группами по шесть человек шахтеры появляются из ворот шахтного копра, вытаскивают из комбинезонов пачки сигарет, чиркают спичками и отряхиваются на вечернем ветерке, вроде каких-нибудь засыпанных солью насекомых, тогда как другие фигуры, потемнее, – шахтеры второй смены, – переминаясь на холоде с ноги на ногу, ждут за воротами своей очереди в клеть и туда, в подземелье.

Временами ему снится море, волны и кораллы, стаи груперов, снующие между ними, и уходящие в глубь столбы света. Снится Руби Хорнэди: будто бы она отворяет дверь и входит к нему в комнату. Она в медном водолазном шлеме; наклоняется над его кроватью, и окошко шлема оказывается в дюйме от его лица.

Он вскакивает, как подброшенный. В паху все вздыблено. Он думает: Мне грустно, грустно, грустно.

Однажды в дождливое воскресенье звонит звонок. Том открывает дверь, а там Руби Хорнэди, стоит на крыльце под дождем.

Привет. Том десять раз моргает. На дороге лужи, на лужах тысяча пересекающихся окружностей от дождевых капель. Руби показывает ему банку, в ней на дюйм воды, а в воде дрыгаются шесть черных головастиков.

Мне показалось, тебя интересуют обитатели глубин.

Том пытается ответить, но язык не слушается: через открытую дверь нахлынуло небо – ни выдохнуть, ни вдохнуть.

Ты ведь не будешь больше падать в обморок, да?

Тяжело топая, в прихожую спускается мистер Уимз. Господи, Том, она же промокла как мышь, ты должен пригласить даму в дом.

Руби стоит, с нее капает на плитки пола. Мистер Уимз ухмыляется. Том бормочет: Сердце…