Чтобы от мясника потом еще успеть домой к полудню, приходится бежать. Сколько Том себя помнит, это первый раз, когда он позволяет себе бежать, и ноги у него от этого как стеклянные. В конце улицы, не доходя до дому ста ярдов, он останавливается и, держа в руках корзину с мясом, пытается отдышаться. Выплевывает в одуванчики сгусток крови. Он весь в поту, рубашка хоть выжимай. То зависая, то резкими короткими бросками кругом летают стрекозы. Ласточки чертят на небе всякие буквы. Улицу корежит: то она идет волнами, то опять выпрямляется.
Всего-то и осталось – какую-то сотню ярдов! Он чуть не силой заставляет сердце успокоиться.
В следующий вторник Руби встречает его в конце улицы. И еще через неделю тоже. Они перепрыгивают через забор, идут полем; она водит его по местам, о существовании которых он даже не подозревал. Забредают туда, откуда строения соляных шахт кажутся блеклыми миражами на горизонте; туда, где солнечный свет, пробиваясь сквозь ветви кленов, бросает наземь пляшущие тени листьев. Заглядывают в литейку, где по пояс голые мужики в масках переливают из чана в чан расплавленное железо; карабкаются по горам пустой породы, где растет единственное деревце, как рука, торчащая из преисподней. Том понимает, что рискует всем – свободой, маминым доверием, даже жизнью, – но как удержишься? Как скажешь «нет»? Сказать «нет» Руби Хорнэди – значит сказать «нет» самой жизни.
Иногда Руби берет с собой ту красную книгу с фотографиями кораллов, медуз и подводных вулканов. Рассказывает о том, что, когда вырастет, будет посещать вечеринки, в ходе которых хозяйка вывозит гостей на лодке в море, там все надевают специальные шлемы и отправляются гулять по морскому дну. Делится с ним мечтой стать подводницей, опускаться на глубину в полмили в стальном шаре с окошком. Океанское дно, как она говорит, это отдельная вселенная, место, где все соткано из света – светящиеся зеленым стаи рыб, целые живые галактики, кружащиеся в черноте.
Они держатся за руки, вместе жуют индейскую смолку{141}
. У него голова идет кругом от лесов из бурых водорослей, подводных пещер и дельфинов.Еще четыре раза Руби опускается на дно затона на реке Руж, пока Том, стоя на берегу, качает насосом воздух. Четыре раза он наблюдает, как она выходит из вод, будто наяда.
После этого Том заскакивает к мяснику и бежит домой; сердце мчится с ним наперегонки, и перед глазами расползаются черные пятна. Иногда ближе к вечеру, когда, оторвавшись от трудов, он разгибает спину, у него по всему полю зрения идут фиолетовые полосы и темнеет в глазах. Он видит белое сверкание соляных туннелей, красный переплет той книжки в руках у Руби, оранжевость ее волос… Представляя себе ее взрослой, как она стоит на носу корабля, он чувствует, как в нем самом что-то пылает все ярче и ярче, распространяя вокруг лимонно-желтое сияние. Которое просачивается у него сквозь промежутки между ребрами, рвется наружу сквозь щели между зубами, просвечивает в зрачках. Он думает:
Руби вертит в руках свою книгу.
Они целуются всего один раз. Так неуклюже. Он закрывает глаза и тянется к ней, но что-то сбивается, и Руби оказывается не там, где ожидалось. Потом они сталкиваются зубами. Когда он открывает глаза, она слегка улыбается и смотрит куда-то влево, а пахнет от нее речной тиной, и тысяча крошечных волосков на ее верхней губе вспыхивают на солнце.