Конечно, контролировать казаков было нелегко, поскольку интересы правительства и казаков не всегда совпадали. В конце концов, разорившиеся ногайцы мало интересовали казаков. Они не сводили жадных очей с богатых османских и крымских городов и деревень, лежавших у черноморского побережья. Единственным препятствием между казаками и богатой добычей были укрепления Азова, османской крепости в устье Дона, не позволявшей казакам спускаться из реки в море.
Когда в 1636 году по приглашению крымского хана и под давлением калмыков и казаков ногайцы покинули окрестности Азова и переправились через Дон, направляясь в Крым, донские казаки немедленно осадили Азов. В июне 1637 года Азов был в руках торжествующих казаков. В последующие пять лет Москва, захваченная врасплох этим событием, которого она не ожидала и не желала, не могла решить тяжелую дилемму: или поддержать казаков и начать войну с Османской империей, или избежать войны, заставив казаков покинуть крепость. После долгих колебаний и раздумий российское руководство предпочло избежать войны.
Казаки по-прежнему оставались важнейшим элементом правительственной стратегии, действуя к югу от Московского государства, где граница между оборонительными и наступательными мерами часто была весьма расплывчатой. В своих набегах казаки часто проникали далеко за линию границы, грабили шедшие через Степь караваны, нападали на враждебные набеговые отряды кочевников или разоряли деревни и города на Северном Кавказе и вдоль побережья Крыма и Османской империи. Для послов крымского хана в 1660‐е годы было очевидно, что казаков напрямую поддерживает Москва, а их морские набеги весьма эффективны, поэтому одним из условий мира со стороны хана было требование, чтобы Москва закрыла казачьим лодкам доступ к Черному и Азовскому морям[407]
.Но степень независимости казаков от Москвы и долгая традиция их непокорности и участия в народных восстаниях привели к тому, что правительство взирало на их истинные намерения с крайней подозрительностью – и, как показало взятие Азова, не зря. Мало было использовать казаков, нужна была более надежная стратегия. В 1635 году московское руководство прибегло к новой и смелой инициативе: оно начало сооружать на юге укрепленные линии. Продолжительность работ по их постройке, денежные затраты на эту обширную сеть укреплений, масштабное использование людских и природных ресурсов – все это сделало проект важнейшим и самым амбициозным предприятием России в XVII веке. Новые укрепления должны были стать Великой Московской стеной, не пропускавшей «неверных» из южных степей.
Строительство линии фортификаций в южном регионе не было полностью новой идеей. Подобные укрепленные линии были уже известны в Киевской Руси в X веке, а в более недавнее время, в середине XVI века, они строились сразу на юг от Оки. К 1630‐м годам к югу от Москвы появилось множество крепостей и городов. Но эти размножившиеся передовые посты приходилось снабжать из центральных регионов России, поскольку сельское хозяйство в пограничье оставалось опасным видом деятельности. Чтобы заселить регион крестьянами, было необходимо добиться большей безопасности. Этой цели и были призваны служить укрепленные линии, ставшие со временем как важнейшим средством защиты Москвы от нападений, так и эффективным орудием российской экспансии.
Осознав, что стабильность в южном пограничье неотделима от успешной колонизации и заселения региона, правительство решило взять весь процесс под свой контроль. Игнорируя жалобы помещиков из центральных регионов страны на своих беглых крестьян, нашедших убежище в пограничье, правительство запретило своим воеводам на юге возвращать беглецов. Вместо этого их записывали в солдаты и драгуны. В 1637 году правительство издало указ о так называемых «заказных [запретных] городах». По этому указу в двенадцати пограничных городах и их окрестностях запрещалось покупать землю лицам из других регионов. Поощряя тем самым мелкое землевладение, Москва намеревалась превратить новоприбывшее население в пограничную военную силу, способную жить за счет полученной от правительства земли. На протяжении XVII столетия оборона и заселение южного пограничья оставались важнейшей задачей, стоявшей перед российским руководством, которое продолжало отвергать челобитные от помещиков, желавших возвращения своих крепостных[408]
.