Но калмыки уже находились слишком близко. В 1628 году ногайские мирзы предприняли последний, отчаянный шаг. Они обратились к российскому правительству за защитой, объяснив, что народ их рассеян, обездолен и не способен защищаться от калмыков, которые пользуются раздорами ногайцев и их слабостью. Отчаявшиеся ногайские вельможи подали весьма необычную просьбу, демонстрировавшую их полную беспомощность. Они заявили, что «по прежним своим бусурманским обычаям самим не управливатца ни в чем» не могут, и выразили готовность подчиниться царскому двору и русским законам, чтобы прекратить усобицы. Хотя астраханские воеводы предупреждали, что отказ удовлетворить эту просьбу может привести к полному уничтожению ногайцев, Москва не была готова взять на себя такую ответственность. Правительство отвечало, что, хотя царь желает, чтобы ногайцы помирились друг с другом, он не может ответить согласием на их просьбу: «…тое их повольности отнимать у них не велел, жалуя их по своему царскому милостивому нраву по их же челобитью, чтобы им и всяких вер людем ваших государств твоим царским милостивым жалованьем бодроопасным осмотрением жити в повольности и в покое по их обычаем, как повелось исстари, а неволити их ‹…› от их прежних обычаев ни в чем не велел»[403]
.Эта внезапная забота о свободах и независимости ногайцев была лишь дымовой завесой, прикрывавшей неготовность Москвы отстаивать собственные интересы в регионе. Не желая подвергать опасности недавнее мирное соглашение с Османской империей, Москва не могла признать ногайцев своими подданными, не говоря уж о том, чтобы заменить их мусульманские законы христианскими.
Когда в начале 1630‐х годов калмыки во всеоружии пришли на Волгу, ни ногайцы, ни небольшой контингент астраханских стрельцов, посланный им на помощь, не могли остановить продвижение калмыков. Небольшие русские гарнизоны в волжских крепостях не смогли помешать и ногайцам вновь пересечь Волгу и отправиться в Азов. Перед своим отбытием ногайские мирзы составили длинный перечень претензий к русским властям. Они вспомнили, как астраханские чиновники силой захватывали их лошадей и овец, как они захватывали и отвозили в Астрахань ногайских женщин и заложников из числа ногайцев. С особой горечью они напомнили властям об угрозе астраханского губернатора А. Н. Трубецкого сделать всех ногайцев крестьянами, чтобы они осели на земле и обрабатывали ее, как казанские татары[404]
.В 1634 году ногайцы Большой и Малой Ногайских Орд соединились у Азова. Вместе они начали новую серию опустошительных набегов на Россию. Двумя годами позже азовские ногайцы узнали, что калмыки собираются против них в поход – и перешли через Дон, ища спасения в Крыму. Но и это убежище стало лишь временным, поскольку ногайцы и их крымские единоверцы так и не смогли преодолеть глубокое взаимное недоверие. В последующие годы ногайцы, выселенные со своих привычных пастбищ калмыками и ищущие безопасности, периодически убегали из Крыма в Россию и обратно. В конце концов они оказались окружены врагами со всех сторон (к западу были крымские татары, к северу донские казаки, к востоку калмыки, а к югу кабардинцы) и рассеялись среди всех этих народов. Одни остались в Крыму, другие у Астрахани, третьи стали жить среди калмыков и народов Северного Кавказа. Большая Ногайская Орда перестала существовать как единая политическая и военная сила. На смену ей пришла новая могущественная степная конфедерация – калмыцкая[405]
.Новые стратегии
Прибытие калмыков в 1630‐е годы оказало огромное влияние на весь южный регион. Казалось, что десятилетия стратегических усилий Москвы по ослаблению, разделению и истощению ногайцев и значительные средства, потраченные на эту деятельность, пошли насмарку. Объединившись с крымскими татарами, ногайцы начали совершать набеги на Россию, и только за три года (1632, 1633 и 1637) они взяли в плен и отвезли в Крым больше 10 тысяч русских жителей. Едва заселенный южный регион со своими городами и крестьянами срочно нуждался в защите. Можно было даже опасаться, что ногайцы и крымские татары прорвутся через южные оборонительные рубежи и подойдут к Москве. Новое положение требовало, чтобы Москва переосмыслила свою политику в пограничье и переоборудовала свои южные укрепления.
Новым в политике Москвы стало решение разыграть «казачью карту». Если прежде Москва сдерживала донских казаков, не желая провоцировать Османскую империю, теперь она была готова вооружить их и воодушевить на новые набеги. Впрочем, масштаб этих набегов нужно было аккуратно рассчитать, и казаки получили инструкции нападать только на ногайцев и крымских татар, не трогая османских владений, в первую очередь Азов и Каффу[406]
.