Стезя

Рыночное

Базар ли, рынок ли... ИдуВ своем раздумии унылом:Как в восемнадцатом году,Торгуют спичками и мылом.С медалью жалкий инвалид,А рядом бабка притулилась.И всякий выжить норовит.А для чего, скажи на милость?Сияют лавки да ларьки –Кавказской мафии раздолье,И пьют, отчаясь, мужики,Отвыкли браться за дреколье.Я тоже душу волочу,Ее так долго убивали,

И ты не хлопай по плечу.Не трать калорий, генацвале.Замолкни, стих! Душа, замри!На мир глаза бы не глядели.А глянешь – ухари, хмыриДа злые девки на панели...1992

Постперестройка

Не создали обещанный рай,А облаяли русского Ваню.Мужику – хоть ложись, помирай,Он же строит по белому баню.То ль чудит? Т о ль свихнулся сосед?Но топорик наточен, как надо.Тук да тук – раздается, чуть свет,На краю мирового распада.

На пороге грядущей грозы,Инквизиторских новых жаровен,Ладно рубит венцы и пазыИз подручных осиновых бревен.На снегу зеленеет кора,Как предвестница майской полянки.Светел Ваня в пространстве двора,Ни до бабы ему, ни до пьянки.И в окрестности рощ и полейКак-то легче становится сразу.Да и черных он тех кобелейНазывает пристойно: «заразы»!Лишь на свежие раны соля,Он невесело шутит меж делом:«Одного да потом кобеля

Я отмою и сделаю белым».1992

В гостях у русских эмигрантов

«Как там у нас?» – меня спросили.И я подумал тот момент:Для новой «ельцинской России»Я тоже «чуждый элемент».Сносил хулу и от марксистов,Теперь я вовсе – «быдло», «сброд»,По недосмотру ельцинистовЕще не пущенный в расход.Но Бог судья им... БесконечноТечет, как речка в берегах,Наш разговор другой – сердечныйО русских далях, о снегах,О колокольчиках Валдая,

О вьюжных посвистах в ночи.Вот раскричались попугаи,А мне почудилось – грачи.Взглянул на книги – Блок и Пушкин,Сергей Есенин – для души.А вон, под пальмами, церквушка,Что возводили на гроши.И хорошо. И встрече рады.Еще не вечер, не итог!И кровь взбодряет, как и надо,Венесуэльский кофеек.И будет день – за все заплатятВсе эти бесы и ворье...Кивают Аннушка и Катя,У них ведь женское чутье.1992