Стихи

Если ты полюбил и коня и овцу

Так, что дружат с тобою стада,

А телята бегут, словно дети к отцу, —

Зоотехник, пожалуй сюда!

Если в книгах прочел и узнал от людей

Тайны светлого ты ремесла,

Что спасает людей от ненужных смертей

И здоровье вдувает в тела,

То есть если ты фельдшер, а может быть,

                              врач, —

Приезжай поскорее! Мы ждем!

…Пусть воды маловато и воздух горяч —

Ничего! Ты узнаешь потом

Всю страну, где акация трижды цветет,

Долог день, ночь — светла и мала.

А колючки, конечно, не розы…

Но мед

И в колючках находит пчела.

Ты присядешь как равный к любому

                             котлу, —

Всюду знанье почетно и труд.

И полюбят тебя. И в твою пиалу.

Что захочешь, того и нальют.

Дни пойдут… И когда, вечерами, из мглы

Вдруг по воздуху пред тобой

Поплывут позабытые хата, волы,

Горицвет и горошек степной —

Будет совесть твоя и ясна и чиста:

Хоть слезою глаза заблестят,

С благодарностью вспомнишь родные

                              места.

Но уже не захочешь — назад.

1938

Вместе

Как долго не виделись мы с тобой!

…Была ты дочерью и сестрой,

И доброй женой была,

А мы не встречались, а ты — другим

Вверяла с детским доверьем своим

Желания и дела.

О, не были мы никогда вдвоем!

…Я сыном был и ушел, потом

Был мужем, — она ушла,

И я одиноко садился за стол.

И пол одиноко метелкой мел.

Теперь мы — вдвоем у стола,

Качается чашка в твоей руке.

На миг припадаю щекой к щеке, —

Все слышит ухо мое:

И кровь невидимкой назад-вперед,

И челюсть маленькая жует,

И губы тянут питье…

На миг я как будто бы стал тобой:

Вот вьются волосы за спиной,

Вот грудь облегло полотно.

Мы разом воздух вдыхаем ртом

И выдохнем разом, опять вдохнем,

Как будто — не двое, одно.

1938

Первый снег

Я иду, и воздух мне сладок.

А вокруг никого… Лишь на белом снегу

Двух больших сапог отпечаток.

Впереди полустанка ночные огни.

По бокам — только сосны да ели одни.

И невольно стараюсь я попадать

В след безвестного пешехода,

И невольно хочется угадать:

Кто он — токарь с электрозавода?

Иль влюбленный в дело свое мукомол?

Я не знаю,

Но — полон привета

К неизвестному труженику,

Что прошел

Впереди меня

В час рассвета.

[1938]

Дом в Тортосе

Сотня птиц на каждой сосне,

Сотня маленьких крикунов…

И на миг захотелось мне

Сбросить груз моих башмаков.

И, когда б не люди кругом,

Я бы обнял руками ствол, —

Будто в детстве, ползком-ползком

До вершины сосны дошел.

Я качался бы налегке,

Я вбирал бы солнечный свет…

Если б я не держал в руке

Исполинских листьев — газет:

Вот на снимке испанский дом,

Над которым шел бомбовоз.

Дом с проваленным потолком,

Дом — для ветра, жилище гроз.

Всё — на улице: стол и стул,

И кровать, подружка любви,

И тележка… Но старый мул

Не везет, а лежит в крови.

.

.

Дом в Тортосе. Жилище гроз.

Дом для ветра… А кто в нем рос,

Стал мужчиной, женился там?

Граждане!

За этой стеной

Пели женщины по утрам,

Стекла мыли, мели метлой.

Братья!

Дым выходил из труб:

Это двигали сковороду,

Так любовно солили суп,

Будто благословляли еду.

Я свидетельствую, что тут,

Где была этажерка, там,

Где стояла кровать, —

Ревут

Ветры мокрые по утрам.

Разрушитель! — Плати за дом

Рыжей хитрою головой.

Я настаиваю на том,

Что жильцы не спят — под землей,

Что зажжется лампа в окне.

…Я стою с газетным листом.

И припоминается мне Дом в Одессе,

Дом в голубом.

(Голубой воды — не стакан! —

Море плещется широко.

К шелковице прильнул платан

Южно-южно, легко-легко.)

В доме комната есть одна.

Ни мимоз, ни ландышей в ней.

И коврами не убрана.

И вином не манит гостей.

Но, когда бы звонок дверной

Ни нажал я,

Всегда, в ответ,

Зашуршат шаги за стеной,

Двери скрипнут, зажжется свет,

Выйдет женщина…

Мать. Привет.

Я горжусь, что сквозь жизнь пронес

Сердце цепкое, что хребет

Мне не выгнул туберкулез,

Что и пальцы мои крепки,

Что в ответ на обиду, мать,

Я сумею их в кулаки —

Как и все — на винтовке сжать.

Жди меня. Обметай порог.

Мой посуду и ставь в буфет…

Никогда интервента сапог

Не запачкает наш паркет.

[1938]

Музей

Когда и разрывы гранат,

И танки, и песни солдат —

Все станет виденьем былого;

Когда, наконец, победят

Работники шара земного

И сгинет сцепленье костей

Последнего лиходея, —

Тогда-то откроют музей, —

Отцы, приводите детей!

Входите под своды музея!

Испанец, москвич и туркмен,

Все жители чистой планеты,

Бродите по залам

Вдоль стен,

Рассматривайте предметы.

Пройдемся по Залу Войны,

Без лектора — сами обсудим.

…Вот нож непонятней длины.

Что делали этим орудьем?

Не шерсть ли снимали с овцы?

Иль ветки в саду подрезали?

Для этих работ кузнецы

Не так бы ножище ковали.

Он саблею звался тогда,

И этой полоскою стали

Вдруг голову без труда

От сердца людей отделяли.

Веками над бедняком

Глумился вооруженный,

Но точно таким же клинком

За счастье народа

Сражался товарищ Буденный

Вот клинья — остры и тонки,

Как видите, — светлый и ржавый.

Обоим названья — штыки.

Но разной прославлены славой:

Одним — интервент убивал

Китайскую девочку; знаю —

Другим партизан добывал

Навеки свободу Китаю.

Фиалками и резедой

Один из штыков украшаем,

И тиха ржавеет второй.

Что ж, дальше пойдем. Почитаем.

Вот пуля: немного свинца

Вливалося в колбочку стали,

Расплющенную с конца, —

Ее, торжествуя, достали

Из черепа мертвеца,

Из черепа подлеца,

Которого Гитлером звали…

Так злые орудья земли,

Стопроклятые от века,

В рабочих руках принесли