Читаем Стихи полностью

Без жены, ребенка и отца.



Мне пора бы деньги сжимать пятерней?


Но друзей считает моя рука.


И «товарищ» — слово, любимое


                        мной, —


Все пьянит. И не сойдет с языка!



И земля милее из года в год,


И люблю я этот людный квартал —


За то, что не к небу, не к звездам он


                           ведет,


А в другой такой же квартал.



1936

Хозяйке моей квартиры


Смеюсь, хозяйка: даром ты в комнату мою


Приходишь с самоваром.


«Не нужно!» — говорю.



Ты милый сердцу глобус поставь-ка


                            на столе,


Чтоб я о всей огромной


Не забывал земле,



Чтоб Шар Большой являлся в веселье и в


                             нужде!


(Так, видя искру в небе,


Мы помним о звезде.)



И мне замка не надо, не надобно


                            ключей, —


Нужна ли мне ограда


От всех моих друзей!



Ты вешаешь картины? Картин не нужно


                               здесь,


Но ветку молодую


Акации повесь.



Пилу, кирку и весла — расставишь по


                              углам?


…Два башмака носками


Повернуты к дверям,


Стакан воды сияет,


И глобус на столе…


И мне жилья иного


Не нужно на земле!



1936

Двери настежь


Отворила девушка окно,


В целый мир распахнуто оно, —


Стекол между нами больше нет,


Сквозь цветы и листья вижу я:


Краснощекая сидит семья.


В комнате гитара. Хохот, свет.



Эти люди незнакомы мне,


Но изображенья на стене —


Моря, винограда, кузнецов —


Говорят:


— Здесь сильная семья.


И ее судьба — судьба твоя,


Самовар и для тебя готов.


Что мешает мне пойти вперед?


Как сверкает лестницы пролет!


Почему бы в дверь не постучать?


Что же стало на моем пути?


Почему мне в двери не войти,


Сесть за стол и тоже хохотать,


Будто мы знакомы с давних лет?


Что с того, что я им не сосед!



Я всегда молился на друзей,


На сердца, на руки их, на рот.


…Как сверкает лестницы пролет!


Эй, хозяйка,


Открывай скорей!



1936

Бессонница


Градусник разбивши,


       я сижу за столом


В комнате, освещенной


       уличным фонарем.


С моря слышится голос,


       зов парохода. В путь!


Будто совести голос,


       он не дает уснуть.


Я вижу Черное море


       и голубой пароход.


Краснощекий, в трусах и майках,


       кличет меня народ.


Но — напротив меня аптека.


       Два тусклых ее огня


Никогда не угасают.


       Они прожигают меня.


Они меня настигают…


       Разбейтесь, двери аптек!


Неужто еще так много


на свете бинтов и калек?


.


Я вглядываться начинаю


       и вижу во тьме ночной —


На синей бутылке кости


       и череп… Неужто мой?


И я глаза закрываю,


       но сквозь цветы и листы


Ко мне приближается запах


       карболовой кислоты…


.


Люди с веселой кровью,


       быстрее чем реки, — в груди!


Люди моря и люди неба,


       силачи земли, — выходи!


Неужто еще не время?


       На земле еще не светло?


Петухи земли не пропели?


       Солнце земли не взошло?


Выходите, друзья, выходите!


       …И в комнате — будто светло.


Как будто автобус проехал.


       Как будто бы солнце взошло:


Лучи его так живы,


       ярки и горячи,


Что я различаю пылинки,


       проходящие сквозь лучи.


И в белой майке к дому


       неизвестный товарищ идет


Плавучими шагами,


       приоткрыв, как при пении, рот.


…В стекла ветку каштана,


       мокрую от дождя,


Сильной рукой бросая,


       он вызывает меня.


…Белые зубы сверкают.


       Румянец в обе щеки.


— Больше не будет аптеки.


       По ветру порошки!


Видишь плоды и корни?


       Чуешь солнце земли?


Время топтать пилюли,


       в печь, в огонь костыли!


Видишь? — И рукою


       показывает вперед.


Рослый, от солнца черный,


       движется там народ,


Как будто с целого мира


       на праздник сошлись силачи,


Держа двухпудовые яблоки,


       розы и калачи.


Как будто Земля созвала


       лучших своих дочерей…


И слышится голос: — Это —


       дети твоих детей. —


А улица — так и сияет,


       голубизна и багрец.


Она, вероятно, зовется:


       улица Сильных Сердец.


…И вьется знакомое знамя,


       в руках расцветают цветы…


И снова слышится голос:


       — Друг мой, что видишь ты? —


Я вижу майскую землю,


лепил которую днем,


Где меня никто не прикончит


       ни руганью, ни штыком!


Я вижу майскую землю,


       какой добивался днем,


Где на рыбачьей шхуне,


       у горна над верстаком —


Роза снова прекрасна,


       где петух поспорит с орлом


В глазах темнеет от света…


       И я уже не гляжу,


Но в чистую, светлую эту


       улицу вхожу!


Может быть, это сон был?


       Сон ли! — если и днем


С гордостью и верой


       я вспоминаю о нем.



1936

Огороднику


Как была вкусна эта дыня,


Нами съеденная второпях!


Пыль тускнела отсветом синим


На прижатых к земле листах.


Сколько радости


Из-за чистых,


Пересахаренных ломтей!


Мы сидели на жестких листьях,


Двое в землю влюбленных людей.



…Встану я на землю сухую,


Упаду на нее, замру,


Впившись пальцами в грудь земную,


Дряхлую и родную кору.


И увижу я огороды.


И увижу я —


Без потуг


И без стонов — осенние роды,


Протекающие вокруг.



Я дыханья не пожалею!


Если надобно, кровь пролью!


Чтоб на каждом листке


Своею


Каждой каплей писать:


«Люблю».


Я всегда дрожал над растеньем.


Видя стебель, добытый трудом.


Каждый листик


С великим терпеньем


Вырезан сообразно с плодом!


Я всегда любил голубую


Речку,


Чашу, полную вод:


Каплю только добавь дождевую —


И волна через край потечет!


Но вода непрерывно струится,


Дыня, лист…


Почему же везде


Мне людские мерещатся лица —


В травах, в облаках, на воде?



…И морщины твои так тонки,


Огородник.


Сужу по рукам:


Ты привык к плодам и трудам,


Только в детстве — себе на пеленки —


Ты не зарабатывал сам!..


Десять пальцев твоих дороже


Сладких дынь, арбузов и трав!..


Спросим — прав я или не прав:


Я и воду, и птичьи речи,


И плоды, и листвы тряпье —


Не возьму за одно человечье,


Огородник, дыханье твое.



1936

Слава


Славить будем всех,


          на чьих гербах —


Ни орлов, ни филинов,


          ни псов, —


Только колос,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия