Стихи

Где есть равнодушие, там нет поэзии. В творчестве Стрельченко понятия, идеалы существуют слитно с его биографией и подтверждены ею, являются его личным мнением, взглядом, отношением. В угловатых, кажущихся порой даже неуклюжими, темпераментных стихах Стрельченко бьется живая, своя мысль. Подлинно талантливый, он обладает собственным видением мира, в обычном и привычном открывает новое, еще никем до него не уловленное. Так, например, издавна принято связывать слово «уют» с теплом домашнего очага, и об этом комнатном, отгороженном от большого мира уюте написано немало строк. «Но есть иной уют», — пишет Стрельченко и находит его в многооконном, освещенном огнем горнов кузнечном цехе, откуда не торопятся уходить люди, связанные общим большим делом. Для того, чтобы воспеть это трудовое содружество, поэт находит емкую деталь, метафору, эпитет, ритм; картина вдохновенного труда в стихотворении «Уют» полна экспрессии и выразительности. «На примере Стрельченко можно еще раз установить, как важно для поэта иметь свою тему, знать, что хочешь сказать, — писал о стихах Стрельченко Ю. Олеша. — Когда образы, сравнения, эпитеты, краски и мысли поэта бегут по струне единой темы, они приобретают особенную яркость: «хлопок и рис… эти нежные стебли труда». Если бы Стрельченко не был проникнут пониманием того, что человек благодаря труду преобразует природу, то у него не родился бы такой смелый образ, в котором само понятие природы заменено понятием труда»[1].

Сборники Стрельченко «Стихи товарища» и «Моя фотография» привлекли внимание читателей и литературной общественности. Они рецензировались в печати, обсуждались в 1941 году на творческой конференции московских писателей. Стрельченко слышал слова о том, что замысел его произведений находится будто бы в полном несоответствии с его поэтическим выражением, что декларативность якобы стала его «поэтическим принципом», что, наконец, «ручью его поэзии» грозит опасность «уйти в песок» — то есть бесследно исчезнуть. И он слышал нечто совершенно противоположное: «К стихам Стрельченко и ко всему его творческому облику, — говорил, например, Н. Асеев, — у меня создалось отношение как к чему-то очень чистому, бескорыстному и прозрачному в поэзии». Целомудрие его стихов, силу и верность его мысли, выражаемой с подлинным совершенством формы, отмечали А. Митрофанов, И. Уткин, Л. Славин, Ю. Олеша, П. Скосырев…

Время многое прояснило. Поэзия Стрельченко не оказалась забытой. Она — не вчерашний день нашей литературы. В ней бьется сердце человека нового, коммунистического мира. Она принадлежит настоящему и будущему.

С. Трегуб.

В кузнице

Медвежий сон преодолев,Наскуча отдыхать,По-птичьи вскрикнув —Нараспев, —Задвигались меха.И сразу — погляди! —

Ого:Бросая искру-взгляд,Вспорхнул жар-птицею огоньВ большом гнезде угля.И —В руки-провода.Наддай! —Взметнулся молоток.Наддай! Еще наддай!Я видел, как горят глаза,Я слышал бодрый стук,

Я чуял радостный азартНалитых жизнью рук.Глянь: пламя… искры.Друг, вглядись!…И выступал в созвездье искрПрекрасных форм намек.Хочу, чтоб был и у меняМехов певучий спор.Хочу жар-пламя перенятьИ эту точность форм!

1929

Грузчик

Порт вертится живым волчком(Порт — он до изумленья юный)…Спина нагружена мешком,И руки напряглись, как струны.И чуешь ты,Свой день большойПудами клади отмечая,Как бьются тучи над волнойВстревоженною стаей чаек…Но сброшен груз.

И снова такИдти пружинным, четким ходом.А сердце отбивает в тактКоротким возгласом лебедок…Вновь сброшен груз.И хорошоПлечам прохладою напиться.А руки ждут,Пока мешокНе вздулся от струи пшеницы.

1929

У госмельницы