Стихи (сборник)

И расставаться с Москвй неохота,

И уж, конечно, с московским теплом. ...

Я и не ведал! Клянусь небесами.

В день, когда мне о тебе написали,

Я в караулке дремал на боку

Где-то на юге в зенитном полку.

Жестокосердию, что ли, в отместку

Месяца три с половиной назад

Мне под расписку вручили повестку

Спешно явиться в военкомат.

Чуб мне состригли. Форму мне выдали.

В шкуру зеленую запросто влез

И поклянусь, что в прилаженном сидоре

Не уместился маршальский жезл.

После учился под Ленинградом,

Вышел с грехом пополам лейтенантом.

Ротный не выдал, бог сохранил

И не закинул на Сахалин.

Пьянствовал. Резался в карты безбожно,

Как первосортное офицерье...

А на востоке армянский сапожник

Взял ненадежное сердце твое.

Все получилось счастливо! Лишь в книжке,

Да не во всякой! — случается так.

Парень сперва удостоен был «вышки»,

Но заменили на «четвертак».

А просидел чуть побольше «червонца».

Умер наш Сталин, зашло наше солнце.

Коллегиальности благодаря

Пораскрывали тогда лагеря.

И за спиной твоего армянина

Жизнь твоя стала — сплошная малина,

И наплевать на медвежью глушь...

Шил он изящную обувь. А обувь

В этой глуши разыщи-ка, попробуй!

Вот и срывали правильный куш.

...Дальше рассказывать долго и нудно.

В общем, и вы, как подобные все,

Перекантованы были из тундры

Прямо на Боровское шоссе.

...Хвалишь теперь все, что свыше услышишь,

Слова тебе поперек не скажи.

Без рассуждений и без излишеств

Перекореживаешь этажи.

Мне говоришь, что живу я оплошно

И ничего не сумею уже.

Дескать, в душе я бездушный сапожник,

А твой супруг — тот художник в душе.

Я снисхожу к твоим жалобным фразам,

Не пререкаюсь, не спорю с тобой:

Старым, изрядно затянутым фарсом

Мне представляется наша любовь.

...Есть у поэтов надежное средство:

Не напивайся и не блажи.

Хочется что-нибудь вынуть из сердца —

Сядь и об этом всерьез напиши.

Думал от холода душу избавить,

Думал работать без дураков,

Думал отмыть безнадежную память

От неприкаянных странных духов

И написал...

30—31 марта 1958.

ЧИСТЫЙ ЛИСТ

Запросто, спроста,

С самого начала,

С чистого листа,

Будто прожил мало,

Заново начну

Исповедь и сразу

Прошлое смахну,

Как княжну с баркаса.

Повторенье — сплошь

Прописи и басни,

А они, как ложь,

Для души опасны.

Лучше уж в бреду,

Позабыв о плане,

Сходу поведу

Самораспинанье.

Ужас — не успеть —

Больше не колышет...

Все, что нужно, смерть

За меня допишет.

1999—2001

ЗАЧЕМ

Зачем луна тревожит меня

И не дает уснуть?

А ночь зачем прекраснее дня,

Хотя с нее толку чуть?..

Зачем такое в ней колдовство,

Что сумрак света милей?

Зачем, когда не слышат его,

Безумствует соловей?

Зачем вода, и земля, и высь

Спасают одних себя?

Зачем единый утрачен смысл

И каждый себе судья?

Не оттого ли который век

Беспомощно одинок

И Бога отторгнувший человек

И человека — Бог?

ТОЛСТОВСКАЯ ДРОБЬ

Знаменатель — самомнение,

А числитель — содержание.

Станешь единицы менее,

Ширя самообожание.

Быдло жаждет небожителя,

А точнее — подражателя,

Позабывши о числителе,

Тащится от знаменателя.

Но отменные читатели,

Страстотерпцы и мыслители,

Презирают знаменатели

И приветствуют числители.

Ибо жизнь отнюдь не плоская

И столетием проверено,

Что, покуда дробь толстовская

Действует, не все потеряно.

ЗООПАРК

Зоопарк. Второе ноября.

Знойким утром, вовсе не в запарке.

Зря, а может, все-таки не зря,

Как нам жить, решали в зоопарке.

Мне удача, если я с тобой,

А тебе желаннеее разлука.

Для меня ты — счастье и любовь.

Для тебя я — хаос и разруха.

И за все, за тридцать восемь лет,

Неизменно с осени до лета,

Был тобою вволю обогрет,

Мною ты была не обогрета.

Почему я жил не по уму,

Мог, казалось, много быть умнее...

Скоро дезертирую, помру,

Ничего другого не умею.

И ты вспомнишь, ветер-маловер

Растолкал деревья, как качели,

Звери ждали посреди вольер,

Будто навсегда окоченели...

2001

ОБЕЩАНИЕ

Зря ты в тревоге и в горести,

Словно бы вся не со мной...

Помни, достанет мне совести

Не отправляться зимой.

Почва на той территории

Даже кайлу тяжела,

А не могу в крематории:

Там как на юге жара.

Помни, в тебе столько смелости,

Сколько во всех вместе нет,

И без какой-нибудь мелочи

Веришь ты мне тридцать лет.

Я обещал тебе некогда,

Что не оставлю одну.

Деться от этого некуда,

Сделаю, не обману.

1988

ИГРА

И снова кто кого!

О, Господи, как тошно!

Сегодня тот побит, а этот знаменит

И на короткий срок победою, как должно,

Он рейтинг сохранит и нервы укрепит.

Везде идет она — по правилам, без правил —

Постыдная игра, рассудку вопреки…

Как будто новый век от жизни нас избавил,

И больше нет людей, и всюду игроки.

ЗАБВЕНИЕ

И ты и я обижены судьбой

И, значит, квиты...

Давным-давно я позабыт тобой,

Ты мной забыта.

Когда теперь гляжу за толщу лет,

Которых сорок,

Мой взор как будто в пелену одет,

Совсем не зорок.

Там все вдали под гнетом темноты,

Там все уныло,

Хотя тебя любил и вроде ты

Меня любила.

Друг с другом не связало нас узлом

Пришла разлука...

И вот на улице не узнаем

Уже друг друга.

Да как же так? Зачем и почему?

Что с нами сталось?

А ничего... Есть этому всему

Названье — старость.

А в старости — все годы позади

И эти — сорок,

И не поверить, что свербил в груди

Любви осколок.

Так напрочь зарастает всякий след

Обиды ранней,

Что никаких таких в помине нет

Воспоминаний.

1986

ДЕРЕВЬЯ

...дерево пою...