Читаем Стихотворения полностью

Над нами пьют и чокают стаканы.

Мы дети старости. Везде чужая юность.


Нас вместо люлек в пепельницы клали,

И что не баночка, то буковки ВАРЕНЬЕ,

Когдя я ем, я ненавижу молча,

Все сыпь у нас и все нам вредно,

Мы по грибы ходить искали,

Где надпись ЦИАНИСТЫЙ КАЛИЙ...

1986 г.


Черное


Кобура тревожного пистолета.

Шоколад на крови.

Негритянское гетто.

Глупые дети боятся

красивых ведьм.

1988


# # #

Из миллиардного состояния

явился я в халате и под охраной.

Я шел, героически раненный,

Двадцатидвухликий Янус.


"Симулянт!" -

кричала врач пучеглазая:

"Ты обманул весь мир!"

И я торчал как шприц

одноразовый

Из их материи дыр.


И доктор, опаздывающий

на лекцию,

разбрасывал глупенькие листы,

когда я в их дыры вводил инъекцию

всепоглощающей пустоты.

1995


# # #

Я окончательное онемение,

незвучательное ничто батарейки.

Требуйте свою личную

окончательную

немую смерть

по адресу даты –

Берлин,

весна,

начало

Третьего Рейха.

Ведь...

1995


Василиск


Кислоты сливая и визг,

ловя ягуаров и крыс,

лиловый идет Василиск


Он страшной тряхнул головой.

И все испугались его -

рванули кто в чашку, кт ов мис-

куда ты идешь, Василиск?


Сквозь адский костлявый

стриптиз,

сквозь дьявольский

хитрый каприз,

сквозь атомный киндер-сюрприз

лиловый идет Василиск.


За что эта страшная месть?

Не надо нас нюхать и есть!

Зачем мы на свет родились?

Зачем ты пришел, Василиск?


Но он не избежен как смысл -

условен как игрек и икс.

Жучок в его пасти повис.

Лиловый идет Василиск.


Притворный как волосы льва,

условный как власть и слова,

когда они падают вниз,

лиловый идет Василиск.


Василиск, Одуванчик и Лев


Насеком и ползуч Обозрев.

Бесполезно глаза закрывать.

Василиск,

Одуванчик

и Лев

будут трогать тебя и лизать.


Ты головку, как луковку, в таз

окунешь, сам себе надоев.

Но кричат: "Убегаешь напрас!"

Василиск,

Одуванчик

и Лев.


"Что ты с нами, зверями, не друж?

Кто ты есть? То кальмар, то омар.

Что, как мальчик, ты бегаешь в душ,

Обдирая себя, как загар?


Полотенцем махров оботрись.

Над тобой Мошкара и Микроб

продлевают до краешка жизнь,

от нее не избавиться чтоб.


Ты боишься вокруг поглядеть,

от того, что тогда обнаруж -

вещь имеет всегда и везде

пару сущностей: Нутрь и Наружь.


Этот всмотр в Приро неизбеж

(точно так же, как вслух или вступ).

Что же плачешь ты так безутеш

горячо и солено как суп?"

1994 г.


# # #

Дрогнув в рот мой тянул: "Радостно устремляюсь

к вашим ноздрям, к вшам вашим и вашим дряням.

Меняю личное прошлое на пошлость пряничную!"

Пряничное сердечко не расстреляют.


Дьявольски симулируя истинность, искренность,

Сквозь сто иксов мира себя разделяя,

я писала текст смерти. И когда меня все-таки расстреляли,

я рассасывала материю до самого выстрела.


Где угодно играли какие угодно “Ministry”

ТРИ меня было ранено. И было мне оловянно, как в сказке

Андерсена.

Я была помесью девочки из семейства Адамсов

И немецкого экстремиста.


А публика дрожала и наводила прожекторы.

А я не шла ни на одну уступку.

Я насиловала их законы и конституции.

Я была проституткой,

Статуэткой конца, наркоманкой Кокто.

Я была Никто,

А не блядью женшины!

1995


# # #

Униженные блаженствовали и

ловили камерами

Карие мои зрачки кормились

смертями вспышек лиловых.

И хлыстовое правосудие

ртами рабов безголовых

Вопило мне и хлопало

отрубленными руками

1995


# # #

Как будто бог галлюцинировал,

пугали бесы безалкогольные.

Гулять по полю заминированному

И умирать в крови больно мне.


И будут плакать толпы пьяные,

Смакуя смерть мою немирную.

Но взорвано не умирала я,

А просто бог галлюцинировал.


1990


# # #

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия