Стихотворения 1921-1941 годов

Рукой осторожной и тонкой

Распутаю путы:

Ручонки — и ржанью

Послушная, зашелестит амазонка

По звонким, пустым ступеням расставанья.

Топочет и ржет

В осиянном пролете

Крылатый. — В глаза — полыханье рассвета.

Ручонки, ручонки!

Напрасно зовете:

Меж ними — струистая лестница Леты.

27 июня 1921

6. «Седой — не увидишь…»

Седой — не увидишь,

Большим — не увижу.

Из глаз неподвижных

Слезинки не выжмешь.

На всю твою муку,

Раззор — плач:

— Брось руку!

Оставь плащ!

В бесстрастии

Каменноокой камеи,

В дверях не помедлю,

Как матери медлят:

(Всей тяжестью крови,

Колен, глаз —

В последний земной

Раз!)

Не крáдущимся перешибленным зверем, —

Нет, каменной глыбою

Выйду из двери —

Из жизни. — О чем же

Слезам течь,

Раз — камень с твоих

Плеч!

Не камень! — Уже

Широтою орлиною —

Плащ! — и уже по лазурным стремнинам

В тот град осиянный,

Куда — взять

Не смеет дитя

Мать.

28 июня 1921

7. «Ростком серебряным…»

Ростком серебряным

Рванулся ввысь.

Чтоб не узрел его

Зевес —

Молись!

При первом шелесте

Страшись и стой.

Ревнивы к прелести

Они мужской.

Звериной челюсти

Страшней — их зов.

Ревниво к прелести

Гнездо богов.

Цветами, лаврами

Заманят ввысь.

Чтоб не избрал его

Зевес —

Молись!

Все небо в грохоте

Орлиных крыл.

Всей грудью грохайся —

Чтоб не сокрыл.

В орлином грохоте

— О клюв! О кровь! —

Ягненок крохотный

Повис — Любовь…

Простоволосая,

Всей грудью — ниц…

Чтоб не вознес его

Зевес —

Молись!

29 июня 1921

8. «Я знаю, я знаю…»

Я знаю, я знаю,

Что прелесть земная,

Что эта резная,

Прелестная чаша —

Не более наша,

Чем воздух,

Чем звезды,

Чем гнезда,

Повисшие в зорях.

Я знаю, я знаю,

Кто чаше — хозяин!

Но легкую ногу вперед — башней

В орлиную высь!

И крылом — чашу

От грозных и розовых уст —

Бога!

30 июня 1921

<9>. «Твои….. черты…»

Твои….. черты,

Запечатленные Кануном.

Я буду стариться, а ты

Останешься таким же юным.

Твои….. черты,

Обточенные ветром знойным.

Я буду горбиться, а ты

Останешься таким же стройным.

Волос полýденная тень,

Склоненная к моим сединам…

Ровесник мой год в год, день в день,

Мне постепенно станешь сыном…

Нам вместе было тридцать шесть,

Прелестная мы были пара…

И — радугой — благая весть:

……. — не буду старой!

Троицын день 1921

<10>. «Последняя прелесть…»

Последняя прелесть,

Последняя тяжесть:

Ребенок, у ног моих

Бьющий в ладоши.

Но с этой последнею

Прелестью — справлюсь,

И эту последнюю тяжесть я —

Сброшу.

………………….

Всей женскою лестью

Язвя вдохновенной,

Как будто не отрок

У ног, а любовник —

О шествиях —

Вдоль изумленной Вселенной

Под ливнем лавровым,

Под ливнем дубовым.

Последняя прелесть,

Последняя тяжесть —

Ребенок, за плащ ухватившийся… — В муке

Рожденный! — Когда-нибудь людям расскажешь,

Что не было равной —

В искусстве Разлуки!

10 июля 1921

«Два зарева! — нет, зеркала…»

М. А. Кузмину

Два зарева! — нет, зеркала!

Нет, два недуга!

Два серафических жерла,

Два черных круга

Обугленных — из льда зеркал,

С плит тротуарных,

Через тысячеверстья зал

Дымят — полярных.

Ужасные! — Пламень и мрак!

Две черных ямы.

Бессонные мальчишки — так —

В больницах: Мама!

Страх и укор, ах и аминь…

Взмах величавый…

Над каменностию простынь —

Две черных славы.

Так знайте же, что реки — вспять,

Что камни — помнят!

Что уж опять они, опять

В лучах огромных

Встают — два солнца, два жерла,

— Нет, два алмаза! —

Подземной бездны зеркала:

Два смертных глаза.

2 июля 1921

ВЕСТНИКУ

Скрежещут якорные звенья,

Вперед, крылатое жилье!

Покрепче чем благословенье

С тобой — веление мое!

Мужайся, корабельщик юный!

Вперед в лазоревую рожь!

Ты больше нежели Фортуну —

Ты сердце Цезаря везешь!

Смирит лазоревую ярость

Ресниц моих — единый взмах!

Дыханием надут твой парус

И не нуждается в ветрах!

Обветренные руки стиснув,

Слежу. — Не верь глазам! — Все ложь!

Доподлинный и рукописный

Приказ Монархини везешь.

Два слова, звонкие как шпоры,

Две птицы в боевом грому.

То зов мой — тысяча который? —

К единственному одному.

В страну, где солнце правосудья

Одно для нищих и вельмож

— Между рубахою и грудью —

Ты сердце Матери везешь.

3 июля 1921

ГЕОРГИЙ

С. Э.

1. «Ресницы, ресницы…»

Ресницы, ресницы,

Склоненные ниц.

Стыдливостию ресниц

Затменные — солнца в венце стрел!

— Сколь грозен и сколь ясен! —

И плащ его — был — красен,

И конь его — был — бел.

Смущается Всадник,

Гордится конь.

На дохлого гада

Белейший конь

Взирает вполоборота.

В пол-окна широкого

Вслед копью

В пасть красную — дико раздув ноздрю —

Раскосостью огнеокой.

Смущается Всадник,

Снисходит конь.

Издохшего гада

Дрянную кровь

— Янтарную — легким скоком

Минует, — янтарная кровь течет.

Взнесенным копытом застыв — с высот

Лебединого поворота.

Безропотен Всадник,

А конь брезглив.

Гремучего гада

Копьем пронзив —

Сколь скромен и сколь томен!

В ветрах — высокó — седлецо твое,

Речной осокой — копьецо твое

Вот-вот запоет в восковых перстах

У розовых уст

Под прикрытием стрел

Ресничных,

Вспоет, вскличет.

— О страшная тяжесть

Свершенных дел!

И плащ его красен,

И конь его бел.

Любезного Всадника,

Конь, блюди!

У нежного Всадника

Боль в груди.

Ресницами жемчуг нижет…

Святая иконка — лицо твое,

Закатным лучом — копьецо твое

Из длинных перстов брызжет.

Иль луч пурпуровый

Косит копьем?