Мне снился сон (то был ужасный сон!)…Что я стою пред статуей твоею,Как некогда стоял Пигмалион,В тоске моля воскреснуть Галатею.Высокое, спокойное челоАнтичною сияло красотою,Глаза смотрели кротко и светло,И все черты дышали добротою…Вдруг побледнел я и не мог вздохнутьОт небывалой, нестерпимой муки:Неистово за горло и за грудьМеня схватили мраморные рукиИ начали душить меня и рвать,Как бы дрожа от злого нетерпенья…Я вырваться хотел и убежать,Но, словно труп, остался без движенья…Я изнывал, я выбился из сил,Но, в ужасе смертельном холодея,Измученный, я все ж тебя любил,Я все твердил: "Воскресни, Галатея!.."И на тебя взглянуть я мог едваС надеждою, мольбою о пощаде…Ни жалости, ни даже торжестваЯ не прочел в твоем спокойном взгляде…По-прежнему высокое челоАнтичною сияло красотою,Глаза смотрели кротко и светло,И все черты дышали добротою…Тут холод смерти в грудь мою проник,В последний раз я прошептал: "Воскресни!.."И вдруг в ответ на мой предсмертный крикРаздался звук твоей веселой песни…
1868
В. М-МУ
Мой друг, тебя томит неверная примета,Бесплодную боязнь рассудком укроти: Когда твоя душа сочувствием согрета, Она не может горя принести!Но видя ряд могил, о прошлых днях тоскуя, Дрожишь ты часто за живых, И гибель лучших смутно чуя, С двойною силой любишь их.Так сердце матери невольно отличает Того из всех своих детей,Кому грозит беда, чья радость увядает, Кто немощней, и жалче, и слабей…Пусть тем, кого уж нет, не нужно сожалений, Но мысли не прогнать: зачем они ушли?Увы! Ни мощный ум, ни сердца жар, ни гений Не созданы надолго для земли.И только то живет без горьких опасений, Что пресмыкается в пыли!