Стихотворения

Русские писатели — современники Апухтина — показали, какие причины могут привести человека второй половины XIX столетия к самоубийству: разочарование в общественной борьбе, неверие в собственные силы (Тургенев), гордое своеволие человека, утратившего веру в общечеловеческие нравственные ценности (Достоевский), нежелание, невозможность человека с большой совестью приспособиться к нормам несправедливой, жестокой жизни (Гаршин).

Обратившись к злободневной, "газетной" теме, Апухтин попытался изнутри раскрыть сознание человека, которому "жизнь переносить больше не под силу". Что заставило его героя зарядить пистолет и уединиться в номере гостиницы? Утрата интереса к жизни? несчастная любовь? разочарование в людях? душевный недуг? И то, и другое, и третье. Апухтин и не стремился дать однозначный ответ на этот вопрос. "Если бы была какая-нибудь ясно определенная причина, то совершенно устранился бы эпидемический характер болезни, на который я хотел обратить внимание", — говорил он. {Жиркевич А. В. Поэт милостию божией // "Исторический вестник". 1906, № 11. С. 498.}

Вспомним известное некрасовское стихотворение "Утро". Там тот же мотив: "кто-то покончил с собой". Мы не знаем, кто он, некрасовский герой, и почему решил застрелиться. Но весь строй лаконично описанной столичной жизни таков ("на позорную площадь кого-то провезли", "проститутка домой поспешает", офицеры едут за город — "будет дуэль", "дворник вора колотит"), что читатель понимает: в этом городе люди неизбежно должны стреляться.

Ни любовь, ни память о прошлом — ценности, которые в апухтинском мире придают смысл жизни и помогают переносить страдание, — уже не властны над героем поэмы. Но за минуту до рокового выстрела в его сознании возникает образ желанной, идиллической по своему содержанию жизни: "далекий старый дом", "лип широкая аллея", жена, дети, "беседа тихая", "Бетховена соната". Бытовым содержанием это воспоминание не исчерпывается, его смысл не может быть объяснен его притягательной силой. Смысл воспоминания проясняется лишь с учетом давней элегической традиции. Образ такого гармоничного существования грезился многим героям русской литературы, не совпадавшим ни с "веком железным", ни с петербургской жизнью. О таком уголке, освобожденном от страстей, наполненном музыкой и чувством взаимной симпатии всех его обитателей, мечтал, например, Илья Ильич Обломов.

Сознание героя поэмы "Из бумаг прокурора" не замкнуто на самом себе. Он способен замечать боль и страдание других, порой очень далеких людей. Вот до гостиничной комнаты долетел свист локомотива, в столицу прибыл поезд. Герой стихотворения думает о тех, кто приехал:

       Кто с этим поездом к нам едет? Что за гости?       Рабочие, конечно, бедный люд…       Из дальних деревень они сюда везут

       Здоровье, бодрость, силы молодые       И всё оставят здесь…

За этими размышлениями угадывается жизненный опыт, который может быть соотнесен с очерками Ф. Решетникова ("На заработки") и И. Кущевского ("В Петербург! На медовую реку Неву!"), в которых описаны трудные судьбы людей, приехавших в столицу на поиски счастья. Так, вопреки неоднократным заявлениям Апухтина о его стремлении служить только "вечным идеалам", логика его собственного творчества все чаще и чаще выводила его к "проклятым" вопросам современной жизни.

Само собой разумеется, что стремление Апухтина к эпической объективности в изображении героя не исключало из его сюжетных вещей лирического начала. В наиболее напряженных моментах сюжета (рассказ часто ведется от первого лица) речь героя или автора начинает перестраиваться в соответствии с нормами лирических жанров. Так, в заключительной части поэмы "Венеция" рассказ о двух представительницах древнего рода переходит в элегическую медитацию о городе, пережившем свою славу, о загадочной природе человеческого сердца:

       Ужели сердцу суждено стремиться,       Пока оно не перестанет биться?..

Как лирическую вставку можно определить и отрывок "О, васильки, васильки" из стихотворения "Сумасшедший", получивший широкое распространение как городской романс.

А в поэме "Из бумаг прокурора" размышления героя, переданные в разговорной интонации, разрываются романсной волной, состоящей из нескольких строф, которые воспринимаются как самостоятельное лирическое стихотворение:

       О, где теперь она? В какой стране далекой       Красуется ее спокойное чело?       Где ты, мой грозный бич, каравший так жестоко,       Где ты, мой светлый луч, ласкавший так тепло?