Это было давно.Мы ползли по дорогам елецким. Мы Орел обогнули.Вечереет. Вот пруд нас встречает волнующим блеском.Вдруг забулькали пули.«Кто стреляет?» Стреляют откуда-то из автоматов.«Подожди, не спеши ты.Не сгибайся! Идем. Вроде мы на работу куда-то.Документы зашиты.Вот дома». — «Ну, скорей!» К дому первому мы подползаем,не стучась — прямо в сенцы.«Это кто там?» — «Да мы это, мы, не пугайся, хозяин,мы свои, окруженцы…»— «Что такое, старик, кто стрелял?» Он ответил молчаньем.Мы на окна взглянули:на стекле два отверстия, окруженных лучами,—две немецкие пули.За окном пруд лежит. Над водой желтоватойбьются гуси и утки:немцы с берега их подстреливают из автоматови кричат в промежутки.За окном — птицы падают в воду, трепещут крыламинад водою проточной.Немцы бьют и хохочут, трепещут и падают сами,но стреляют, хохочут…Вечером. Хлеб хозяин нарезал, ужин мы поджидали.Нам обмолвиться нечем.«На сельхозвыставке в прошлом году был медальюхлеб вот этот отмечен.Погодите». Старик наклонился, открыл половицу,отодвинул корягу,как ребенка, он поднял букет черноусой пшеницы,развернул нам бумагу.А в бумаге — за что награжден он законно,что поднялся из плановсмелый мастер орловской земли — полевод из районаТимофей Емельянов.И сказал он, медаль о рукав вытирая:«В поле выйти бы с нею!»— «Выйдешь в поле», — сказал я.— «Куда там, ведь ты удираешь…»Я поднялся, краснея.«Ты бы, дед, помолчал. Ты бы сам…»— «Помолчи, больно прыток, больно молод.Ты к работе не знаешь еще как путем подойти-то,серп держал или молот?»— «Ты напрасно на нас. Мы вернемся, отец, дай собраться.Мы осилим!» — «Это так, но ведь немец не ждет, он спешит издеваться,видишь — поле убили, землю всю истоптали. Я старый, куда я,поди — совладай-ка!»Он ложку отбросил. Так и сидим мы, страдая.«Ешьте», — просит хозяйка.«Тятя, не рви себе душу, солдата не мучай,он наш ведь, советский…» —услышали мы волнующий, чистый, певучий голосза занавеской.Тимофей Емельянов привстал, приподнял половицу,пшеницу запрятал,бумагу с медалью обратно закутал в тряпицу.Мы молчим виновато…