Стихотворения и поэмы

«Эй, мамаша!»— «Ух, как испугали, сыночки!»— «Мы свои, не пугайся, сами пугливы.Посиди-ка, мамаша, вот тут, на пенечке».— «Чьи же вы и откуда?                                           Далёко зашли вы!К Брянску идете?                                Брянск-то, он — вот он.Брянск давно еще назывался Дебрянском,дебри тут, бывало, росли по болотам…»Мы молчим.                      Лес сияет осенним убранством.«Говорят — по дорогам каратели рыщут,в Брянске люди висят на столбах и балконах…Говорят — заградители есть,                                                    выслеживают и ищут,и в тюрьму того, кто пройдет без поклона…»— «Мы лесами пройдем!»                                           — «Понаставили мины!»— «Ночью, городом».                                — «Э-э-э… Стреляют в прохожих…»— «Не сидеть же нам тут,                                               там мы необходимы!..Очень вы на мою мамашу похожи».

Мы стоим на освещенной поляне.Пни вокруг сидят в необдуманных позах.Лес шумящий оторочен полями,по вискам убелен сединою березок.Утро.            Птицы мечутся между сосен.Тишь, как будто войны не бывало.В мире, кажется, только и царствует осень,к зиме выстилая лоскутное одеяло.«Я-то в город. Хлеб вот в кошелке.Дочка там голодает. Всё забрали до точки».— «Кто, мамаша, забрал?»И ответила колко:«Уж не знаю и кто,                                вам виднее, сыночки…Вы куда-же? Домой направляетесь, что ли?Ну, а ружья зачем?»— «Ох, хитра ты, мамаша!»— «Ну вас, право! Я ведь так, не неволю…»— «Понимаешь, — говорю я, — там армия наша!»— «Что же, не бросили разве войну-то?»— «Как же бросить? Это только начало!»— «Значит, врет этот немец, закончили будто…А Москва как?»— «Стоит, как стояла!»

— «Или радио есть — всё вы знаете больно?»«Ну, а как же без радио? Вот оно, слева!..»— «Значит, вон оно как! —                                             сказала довольно. —Теперь уж пойду я! — и шагнула несмело.Опять постояла. — Ну, бог вам в помогу!Пойду.           Вы, ребята, — со мною.Уж я проведу вас. Я знаю дорогу.Ходила к „железке“ тут каждой зимою».И пошли мы по тропе за мамашей,за ситцевым, в складочках, в клеточках, платьем,дорогой посветлевшею нашей,в бой торопясь, поскорее к собратьям.Петляет тропа в самой чаще,меж стволов необъятных сосновых.«Не устала?»                     — «С чего?»                                             — «Вы ходок настоящий!»— «Как же, это известно о нас, Селезневых!—Так ведет нас за собой проводница.Лес шумит в осеннем уборе…— Стойте тут! Не спугнуть бы нам фрица.Я приду…» И мамаша — в дозоре.

Насыпь уже начинает виднеться.Вот и мать помахала нам веткой.«Ну, пошли!                      Вон, сыночки, и немцына „железке“. Хорошо, что с разведкой!»— «Ой, хитра ты, мамаша!»                                              — «А как же!Часовые фашистские ходят по шпалам».— «Ничего, мы небось не промажем».— «Как, мамаша?»                                 — «Я уже загадала.Вот, сыночки: я полезу к „железке“ —бандиты ко мне. Будут зенки таращить.Вы того, через рельсы моментом,побойчее, да в сосновые чащи!»— «Ну, а вы?»                     — «Мне-то что, не солдат я.Чай, глаза-то имеют. Идите, идите!Добирайтесь и приходите, ребята.В Брянск вернетесь — Селезниху найдите…»И ушла вдоль насыпи, раздвигаяветки маленькою рукою,в клетчатом платьице, сгорбленная и седая.Навсегда я ее и запомнил такою.Вот она завиднелась видением грозным,

подобрав свои юбки, через рельсы шагнула.Немцы — к ней.                         Мы за насыпь — и к соснам,задыхаясь от сердечного гула.Уходить не хотели, не увидев мамашу.Из кустов, притаясь, на дорогу взглянули.Трое немцев над матерью автоматами машут.«Хальт!» — кричат, за рукав потянули.«Не замай! — оглянулась мамаша,                                                            одернула платье,руку гада кошелкой отбросила смело. —Что ты с бабой воюешь? Не солдат я!Тьфу на вашу войну, не мое это дело!»И пошла себе дальше по шпалам,и пошла тихонько, покачивая кошелкой…Встал фашист.                           Автомат свой прижал он,чтобы в нашу Ефимовну                                          целиться с толком.А мамаша идет себе, рассуждая.Фашист опустил автомат,                                            не понимая чего-то…Наталья Ефимовна, маленькая, седая,в клетчатом платье, скрылась за поворотом.