Стихотворения и поэмы

Рассвет сигналом махнул долгожданным.Лелековку гусеницы жевали.Фашисты, стальным охваченные арканом,из города просочатся едва ли.Мосты запрудив и дороги притиснув,город совсем опоясали за ночь,окраины города — наши танкисты,солдатские хутора — партизаны.Четвертого землю, покрытую мраком,небо снегом осыпало черным и крупным,немцы разлеглись по глубоким оврагам,половодье перепрыгивало по трупам.Пятого января на рассветегород, глаза нам пожарами выев,наши машины разгоряченные встретил,подбрасывая под них мостовые,протягивая нам мосты и заборы,улицы-реки простирая нам с гулом.Пошли перед нами следопыты-саперы,пехота — сразу к центру шагнула.Улицы пересекают траншеи.Радисты разглядывают их пулеметом,фашисты присели там, вытянув шеи,как будто их одолевает дремота.Улицы отзываются громом и хрустом,потом всё обрушилось,                                          закружилось,                                                                 сломалось.В эту минуту стало тихо и пусто,так тихо и пусто,                                     что воробьи испугались.«Город свободен,                                оставаться на месте!» —радист передал приказанье комбата.Сема горько сказал:                                      «Вот, приехал к невесте».«Выходите, выходите, ребята!»Мы оказались в бушующем круге.Зная, что их ни за что не осудят,девушки, вскинув легкие руки,встают на носки, зажмуриваются и целуют…Солнце поднимается выше.Январь в начале. А такая погода!Уже почернели задымленные крыши,как механики после большого похода.Сосульки, желтые от дыма времянок,свесили хрупкие ноги с карнизов.На шпиль над каланчою румянойклок облака утреннего нанизан.

Девушки смеются от счастья:«Как мы ждали вас! Как мы ждали, родные!..»А Сема курит хмуро и часто.«Хорошо, если так, а бывают иные..»— «Не смеете так, вам просто налгали.За наших девчат поручиться мы можем.Все, кто тут оставались, мы вам помогали».Сема сердится:«Ну, не все, предположим!..»— «Мы не знаем такой. Призывайте к ответу!Подождите, узнаете, как мы боролись!»— «Вы всё же напрасно ручаетесь. Этуя-то знаю», — надрывается голос.«От рабства сумели отбиться,на ходу из вагонов прыгали в двери, —горькие слезы дрожат на ресницах. —Мы не думали, что нам не поверят».— «Не плачьте, — говорю я, — ну что вы!Значит, хорошо. Этим можно гордиться».А Сема подсказывает снова:«Но не все так. Есть отдельные лица!»— «Есть, — говорю я, — не спорьте, девчата.Вот одна так совсем встрече с нами не рада.Скоро она будет к стенке прижата».— «Кто такая?»Сема шепчет: «Не надо!»Я замечаю сигналы радистаи к машине иду. Не досказано, жалко.«Что случилось?»— «Приказ: „Сосредоточиться быстро.В восемь тридцать. Около парка“».«Прощайте! — говорю я. — Пора нам, девчата».— «Жалко. Так скоро. Заедете, может?»— «Может, заедем по дороге обратно», —говорю я,                  а что-то сердце тревожит.Сема вдруг:                     «До свиданья, Раиса! —И легонько в плечо ударяет ладонью. —До свиданья, Свиридова. Мышеи всё боишься?Руку, Горкина, имя ваше не помню…»И сразу стало тихо в округе.И слышно — капли постукивают о камень.Девушки, прислонившись друг к другу,изумленными поблескивают зрачками.Словно молния тишину осветила,на Сему обрушились и руки и губы.«Сема, Руденко, что же ты, милый!»— «Что же ты! Опоздал ты! Вот если бы Люба…»

— «Что с Любой? — спрашиваю, замирая.—Не плачьте!» — приказал я им строго.Лицом к броне прислоняется Рая.«Не успел ты. Ты бы раньше немного».— «Не удалось ей спастись…                                                  Как ждала тебя, Сема…»— «После побега мы летели, как птицы…»— «Где она?»                       — «Стали у них эсэсовцы дома.Когда вернулась…                                Гад решил объясниться.В морду кружкой влепила — согнулась жестянка.Ты помнишь, ведь умела подраться!Он донес на нее, этот немец из танка,и угнали ее в Германию. В рабство…»Танк грохочет вдоль переломанных улиц,и тишина отпрыгивает к заборам.«Сема, мы еще не вернулись!»— «Не вернулись и вернемся не скоро».— «Сема! — кричу я. — Не прощу себе сродуза всё, что о Любе…                              Называл тебя тряпкой.Она научила нас верить народу…»Сема склоняется над боеукладкой.В парке закипает работа,пока еще слышны выстрелы где-то,в бригаду вызывают кого-то,кто-то песню запевает про Лизавету.Сема отправился к Любиной маме,мы «тридцатьчетверку» заправили нашуи обедаем — я, радист и механик.Дождик накрапывает нам в кашу.Девушки, улыбаясь несмело,идти стесняются в изношенных платьях,друг друга подбадривают:                                                        «Подумаешь, дело!Не засмеют нас, понимают же. Братья!»Потом они подходят поближе,умытые дорогими слезами.Я гляжу в котелок — и ничего не вижу.Дождь ли это застилает глаза мне?К губе подбегает горячая россыпь,языком ее — солоноватая жидкость.Читают девушки: «Комсомолец Матросов».Просят нас: «Кто это, расскажите!»Истребители пролетают над нами.«Русские!» — крикнули девушки и запрокинули                                                                                       лица.Радист спросил: «Вы не русские сами?»

Стало слышно, как весна шевелится.«Наши! Выражайтесь яснее.Наши, слышите, это наши летят-то…»— «Наши!» — девушки шепчут, краснея.«Наши!..» — повторяют девчата.Город обдут январем необычным,окна сияют теплынью досрочной,и смех мешается с говором птичьим,с грохотом трубы водосточной.Коля, радист наш, отбросил окурок.«За Уралом нам придется жениться!»— «Почему так?»— «А что же, — отвечает он хмуро, —тут каждая нагляделась на фрица».— «Брось наговаривать на девушек, Коля», —обрезал механик.«Что, неверно, Нехода?»— «Что же они, не советские, что ли?»— «Дело не в этом, а привыкли. Три года!»— «Привыкли? А тогда почему жеони из Германии под пулями убегают?Ничего не страшило их: ни голод, ни стужа!Кто листовки тут издавал к Первомаю?Не их ли фашисты водили под стражей?Хлеб несли они партизанским отрядам,в старье наряжались, и мазались сажей,и горбились, чтоб не понравиться гадам…Фашизм на них обрушился втрое,тоску по свободе                               они испытали всем сердцем.Мы на танке —                           нас возводят в герои,а они,                безоружные,                                         не поддались иноземцам!Мы перед ними должны извиниться.Они страдали не меньше любого солдата.А то, что они оказались в лапах у фрица, —в этом, друг мой, мы с тобой виноваты».«Так, так, — думаю я, — вот так лупит!Бьет по радисту, а по мне попадает.Это я ведь тогда разуверился в Любе,и не Семку,                    а народ свой обидел тогда я».И опять прислушиваюсь к Исходе:«Не смеем людей мы по предателям мерить!Не смеем плохо думать о нашем народе!Нашим девушкам мы не смеем не верить!»Оправдывается радист:

«Я ведь тоже,                            сам знаешь, не последний в сраженье».— «Ну, это каждый обязательно должен.Это ведь долг твой, а не одолженье».— «Есть такие, — продолжает механик,—в хату прет не спросясь, гордо ноги расставит,за стол еще залезает нахально,а не то — так кричит:                                        „Немца вам не хватает!“Мы, ребята, судить этих будем,за оскорбленье народа —получайте по шее!Мы идем не за помощью,                                            а помочь нашим людям,чтоб утешить, а не искать утешений!..Нет, не прав ты, Коля, не так ли?Наши девушки! Ими надо гордиться,это тебя они в страдании ожидали,ты обязан в ноги им поклониться!»«Так, так, — думаю я, — это дело!Верно, парторг, это верно, Нехода».А радист оправдывается несмело:«Я ведь так,                        есть такая разговорная мода…»— «Это верно, — говорю я, — так что же,понятно, радист? Где же будешь жениться?»Он смеется: «Где найду помоложе!»— «А Нехода?»— «Дай домой возвратиться!»— «А ты?» —                      мне сердце второпях зашепталои высказывает от удара к ударуто, что мечтой моей и волнением стало.А память мне рисует Тамару.«А я, — говорю, — я еще выбираю.»— «Рассказывай, командир, ну, чего там!..»— «Приказано выйти к переднему краю.Вот дорога. Тут стрелковая рота.Пулеметы не дают продвигаться.Проутюжить — и вернуться к больнице,а мне доложите в десять пятнадцать».— «Есть!»— «Идите!..»— «Собирайтесь жениться!..»Сема вернулся.«В дорогу, Нехода!»— «Не горюй, я уверен — вы будете вместе.Ведь следом за нами наступает свобода!Путь к любимой — лучшее из путешествий!»