Уже отболела во мне эта женщина и отоснилась.Нет, нет… отоснилась. А ваза искрилась и пела,та ваза, что с нею давно мы купили когда-то.Та ваза жила на полу, поблескивая синевато…В тот день было столько цветов. Куда их девать, мы не знали.Взявшись за руки, в солнце, мы шли по долине Арбата.В тот день и купили мы эту метровую вазуи сразу поставили на пол..Отболела та женщина и отоснилась.А ваза стояла одна эти годы. И не виновата.Все эти длинные годы в ней жили цветы. Моей была ваза.В ней голос ее просыпался в хрусталинке каждой,то болью моей, то надеждой, то жаждой,гранью любой отражаясь в хрусталике глаза…И вот, возвратись из Ханоя, уставший от зноя Вьетнама,я вазу свою обхватил и понес напоить и цветами наполнить…И как она вдруг ускользнула — теперь и не вспомнить.Склонясь над осколками колкими, я не верил упрямо.«Это что за примета?» — ответа просил у соседей.«Скажите, к чему бы?» — тянул онемевшие губы…И ночью, поднявшись, еле дождался рассвета,звонил я той женщине: «Что это значит? Какая примета?Ответь мне —к чему это: вазы той самой не стало?..»— «Ах, это к хорошему, — грустно сказала, устало, —только осколки в доме уже не держи, понимаешь…»А тут меня снова дальние взяли дороги.Опять я взлетел над землей. И ходил по Парижу.Когда-то мы с нею ходили вот здесь и смеялись от счастья.Несло меня дальше.И в спящем Мадриде я слышалзвон моей вазы…Внизу Атлантический океан отзывался, и дальшевисел над водой до самого Пуэрто-Рико.Мы ночь догоняли до спелых огней Каракаса.«Ну что это значит?» — вопрос разрастался до крика.«Что это значит?» —звенела во мне моя ваза…На правом крыле самолета Большая Медведица стыла.В лохматые звезды месяц взлетел вверх рогами.И Тихий уже океан облаками размыло.Потом в самолете забрезжил рассвет.И потом, это чудо —Сантьяго и Исла Ниегра. И самое это:в колокола ударяет Пабло Неруда.Ничего не забуду.Тихий оплескивал камни.Необычный дом Пабло, на каравеллу похожий,и его самого. Жал руку морскими руками…А я всё раздумывал над собоюи что-то итожил…Когда поднялись после ужина, я не удержался: «Пабло, вы старший.Скажите мне — что это с вазой? И что это значит?..»Прикрыл он свои медно-желтые веки, за день уставший.Ревел океан за окном…«Пора было вазе разбиться.Настала пора ей уйти, чтобы не возвратиться.Она не могла оставаться, отзвучала она, отлучилась…А с вами в то время случилось ведь что-то, скажите?Да, в дом не входила в те дни, не входила другая?Не полнила светом весь дом?..»Я не собрался с ответом.«Это к лучшему!» — так сказал он.Ты слышишь меня, дорогая?Утром, чуть свет, я к берегу шел, поражаясь:и как это мог он обо всем догадаться —обо мне, о тебе, и о нас, и о том, в чем не смели признаться.И о вазе,ушедшей из моего одиночества странно!Спасибо тебе за открытие, Пабло, за это ученье,что жизнь непрерывнаи в новизне постоянна.«Всё к лучшему!» Слышишь? На другом полушарии слышишь ли, Анна?На волне океанаты слышишь мой вздох облегченья?