Стихотворения и поэмы

1По воле юной новобрачной преобразился дом невзрачный:Фарфор в столовой, бархат в спальной,Блестит в гостиной пол зеркальный.Преображенная квартира для Увенькая не мила,Она до свадебного пира куда уютнее была.Былой уют, о, где ты, где ты?Табак, бутылки, пистолетыВалялись в куче под столом…Так, размышляя о былом,Толмач сидит один на кухне.Он грустен. Холода пришли.Вся крепость в ледяной пыли, снега дорогу замели."Эх, гасни, печь, свеча, потухни,Казенный дом, рассыпься, рухни,Исчезни, Омск, с лица земли!" —Так он колдует про себя.Вдруг сзади подошла хозяйка-"Давно хочу спросить тебя,О чем грустишь ты, Увенькайка?"Он вздрогнул.Юной госпоже без размышленья дал ответ он,Как будто он давно уже хотел ей рассказать об этом-"Ой, Айналаин! Тяжко мне. Грущу я по родной странеКогда на степь в окно взгляну, в родную хочется страну'О, в ту страну, что я по правуСчитаю родиной. На славу Сары-Ишик-Отрау[527],Страна "Тулуп-носить-кончай"Прекрасный, дальний, теплый край!Когда-то я вернусь туда?!"Сказала Айналаин:"Да?Ах, бедненький! Ты — омский пленник?Поди и принеси сюдаБерезовый мне тотчас веник.Ну, живо, знатный иностранец! Кому хозяйка говорит!"Разгневалась она. Румянец багровый на щеках горит.Схватила веник. И, спеша, за листиком сдирает листик."Вот розга будет хороша! Вот это будет добрый хлыстик!Ты захотел в родимый край? Тебе, наш пленник, с нами скучно?"И был наказан Увенькай полковницей собственноручно.2Из Петербурга к Омску возок казенныйЛетит в сопровожденье охраны конной.Трубит над степью ветер неумолчный,Метет он снег по степи, сухой и колкий.В оврагах завывают степные волки.И съёжился в кибитке чиновник желчный,Весь тонет в шубе волчьей, до треуголки.А позади кибитки драгунов трое.Они перекликаются между собою:А ну, успеть бы, братцы,До крепости добраться!К двадцатому бы марта".— "Уж надо постараться".— "Поспеть бы хоть к апрелю!"— "Успеем раньше, братцы,До крепости домчаться!Ведь мчимся, аж взопрели!"Беседуют драгуны:"Везем предмет чугунный,Тяжелый очень.Он в ящик заколочен".

— "Вот бы узнать, что это такое!"Им не дает покоя знать, что это такое,—Пули, бомбы, таможенные пломбы?Черт его знает, что это такое!И вот на остановке, распив бутыль перцовки, драгуны стали прыткиИдут к кибитке:"Что это такое мы везем в подводеВ Омск из Петербурга, ваше благородье?"Слышно из кибитки:"Всего тут есть в избытке —Кнуты, колодки, орудия для пытки, свинец лить в глотки.Бунтовщикам проклятым, киргизцам злобнымДа болтунам-солдатам, тебе подобным!"3"Тебя сегодня в школу не отпускаю,— полковница сказала Увенькаю.—Мне на базар сходить сегодня нужно, боюсь, что завтра будет и вовсе вьюжно.Пойдёшь и ты со мной нести покупку.Возьми корзинку и подай мне шубку".Трубит восточный ветер, метель пророча.Он мучит, жжет и колет, летя навстречу.Из труб нисходят дымы обратно в печи.Еще жесточеВьюга будет к ночи.Она исщиплет веки, залепит очи.Так злы зимы восточной последние потуги.Ну, что же! В час урочный взвивайтесь, вьюги!Метет буран, но торг идет горячий на площади.Шумит базар казачий[528].В рядах мясном, молочном, рыбном, птичномИдет хозяйка с видом безразличным.И в лавочках свечных, мучных и хлебныхНе слушает она речей хвалебных,Что произносят на степных наречьяхТорговцы в шубах козьих и овечьихИ в малахаях песьих, лисьих, волчьих.Полковница везде проходит молча.Какое ей дело до всякой базарной сволочи!Тут Увенькай увидел Садвокаса.Привез дружок продать сыры и мясо.Сказал он тихо:"Увенькай, здорово!Сырым-Батыр[529] в степи явился снова.В орде Букея[530] позади УралаНа хан Джангира[531] вольница восстала!"…Но говорить им удалось немного,—Полковница на них взглянула строго.Во взоре том угроза и острастка.Сказал толмач:"Прощай, о Садвокаска!"А Садвокас:"Прощай, о Увенькайка!Как вижу я — строга твоя хозяйка!"И скрылся Садвокас среди кайсаков.Он затерялся, с ними одинаков.Домой идут.Сеть кружев вьюжныхОпутала редут.Со стен наружныхСвисают на форштадт гирлянды снеговые.Но что это кричат на вышках часовые?"Гей! Тройки степью мчат!"— "Наверно, из России!"4

Полковник, отобедав молча,Встает."Я снова должен в полк!"Откинул кучер полость волчью.Бич свистнул. Скрип полозьев смолкВ проулочке…"О боже, боже! —Полковница вздыхает.— Ах!Так каждый день одно и то же…"В окно взглянула. Ну, и что же?Да то же самое!В снегахВся крепость тонет.Ветер гонитНа бастионы снежный прах.Полковник скрылся в зданье штаба.Домой вернется он не скоро.По карте крупного масштабаОн реки, горы и озераСтраны киргизской[532] изучает.Он в штабе. А жена скучает!Ничто его домой не манит.Полковник занят, очень занят!О, неужели выстрел грянет на бастионе крепостном?Когда ж, когда ж покой настанетВ стране киргизской, в краю степном?Когда? Об этом мы не знаем. Все лживы. Никому не верь.И вот беседу с Увенькаем ведет хозяйка через дверь:"Эй, Увенькай!"— "Я слышу вас".— "О чем беседовал в тот разТы на базаре целый час с киргизом? Кто он?"— "Садвокас"."Мне наплевать, что Садвокас. О чем беседа шла у вас?Ты бормотал: "Сырым-Батыр"".— "Нет, я спросил: "Что стоит сыр?" Сыры он продавал овечьи".— "Не головы ли человечьи?"— "Нет, госпожа. Овечий сыр!Я говорил: "Твой сыр хорош!"".— "Ложь!Я не верю! Всё ты врешь. Беседа не о том была!"О, подлый раб! Он полон зла.Он, верно, рад, что Карала[533] на крепость Омскую восстала!В степях, где мрак, в степях, где мгла,Свистит аркан, гудит стрела —Его сородичей дела!У, подлый раб! Его б драла весь день, раздевши догола!Всю ночь бы провела без сна, его драла бы докрасна.Всего бы плетью исхлестала!Полковница с кровати всталаИ медленно выходит в зал.Там, на стене, среди забрал,Кольчуг, шеломов и щитовВисит коллекция кнутов, камчей, бичей, плетей, хлыстов.Есть у полковника хлысты — одни толсты, другие гибкиО подлый раб, узнаешь ты, как строить за дверьми улыбки!Вот что-то ощупью взяла и медленно к дверям пошла.Был смутен, беспокоен взор.Но до порога не дошла —В окошке всколыхнулась мглаИ дрогнул ледяной узор на изморози стекла.То грянули колокола. К вечерней службе звал собор.5

Гудят, гудят колокола!Пустынна улица была.Спала. Но вот из-за углов вдруг появляются солдатыХруст снега. Гром колоколов, как орудийные раскатыИдут саперы, и стрелки,И пушкари, и казаки.Идут толпой, идут не в ногу, спешат, бегут через дорог 'И тени их, мелькнув в окне, скользнув по каменной стенНапоминают о войне.Тогда, почувствовав тревогу,Кричит хозяйка:"Увенькай!Скорее шубу мне подай:Пойду и я молиться богу!"Она готова в путь. Но вдруг во все окошки слышен стук."Хозяйка дома, казачок?"Влетают девы на порогИ, не снимая шубок даже, лишь распахнув их на груди,Бегут к полковнице:"Куда же идти ты хочешь? Погоди!Из Петербурга весть пришла!.."…Вотще звонят колокола.Великопостные напевы вотще в соборе тянет хор.Теперь уж не поспеть в собор…Взволнованно щебечут девы:"Он был курчавый, как араб!"— "Он был ревнив. Поэты пылки!"— "Его убить давно пора б!"— "Он яд развел в своей чернилке!"— "На грех вернулся он из ссылки!"— "Он неискусный был стрелок!"— "Ну, вот! Палил он даже сидя!"— "Ах, как ужасно!"— "Некролог прочтете в "Русском инвалиде""[534].И долго девы лепетали про Николя, про Натали[535].Но наконец они ушли. И стало пусто в темном зале.И снова вьюжный вечер длится. Одна полковница томится.Столица! Шумная столица!В кавалергарда[536] на балуЭрот пустил свою стрелу.Ну что ж! Дуэль! Извольте биться,Коль захотелось вам влюбиться.А здесь? От мужа не добиться,Чтоб приласкал. Здесь счастье снится.Что делать? Плакаться, молиться,Рычать, как лютая волчица?В опочивальне на полу на волчью шкуру опуститьсяИ в мех коленьями зарыться и лбом о волчий череп битьсяПеред иконами в углу?Какая жалкая судьба!Зовёт полковница раба:"Эй, Увенькайка! На дуэли, ты слышал, Пушкин твой убит?Предерзок этот был пиит. Его остроты надоели!"Раб Увенькай в дверях стоит."Ты слышал — Пушкин твой убит?Да. Он убит. А ты, калбит[537], сегодня мною будешь бит.Рассказывай, о чем ты шептался на казачьем базаре со своим Садвокаской?"6Он, окровавлен, бос и наг, был выброшен на солончак.Соль проникала в поры, жглась. Всё тело облепила грязь.А ноги связывал аркан.Так присудил кокандский хан —Чтоб был мучительно казнен с поличным пойманный шпион.

Кончалась служба толмача.Он задыхался. Саранча вокруг носилась, стрекоча и крылышками щекочаЕму лицо. Томился он.И вдруг он понял — это сон,Бред, вздор, предутренний кошмар.Здесь не Коканд, здесь не Кашгар —Он в Омске.Свешиваясь с печи,Томит иссеченные плечи овечья шуба горяча.И тараканы, шеборча, бегут от первого луча,Проникшего через оконце.Неяркое, но всё же солнцеВ окошко светит, трепеща.В халате и без шаровар из спальни вышел злой хозяин.Он в ссоре, видно, с Айналаин."Эй, Увенькай, ставь самовар!"Раб выскочил из-под овчин. Раб быстро наколол лучин.Проворен раб. Всему учен.Вот самоварчик вскипячен."Извольте пить, пока горяч".— "Подай-ка, кстати, сухарей".Всё выполнено.Из дверей толмач выходит поскорей.7Толмач выходит поскорей, по снежной улице идет.Вдруг видит: у штабных ворот толпа веселых писарейОни тяжелый ящик через ворота тащат,А сзади в шубе волчьей чиновник злой и желчныйБежит, крича тревожно:"Эй! Легче! Осторожно!На снег углом не опускай!"…Промолвил тихо Увенькай:"Что тащите вы, писаря?"— "Подарок от государя".— "Какой?"— "А видишь ли, убитодин столичный житель,Пиит, что всюду знаменит,Прекрасный сочинитель.И некого печатать там,И потому отправлен к намПечатный новенький станок!Понятно ли тебе, сынок?"Хитро злословят писаря, между собою говоря:"Ах, как я рад! Доволен ты?"— "Уж отдохну теперь я!"— "Гусиные до темнотыСкрипеть не будут перья,—Циркуляры, формуляры, постановленья, уведомленья, приказы, указы —Всё на станке теперь будем печатать!"Полковник допивает чай."Чего ты хочешь, Увенькай! Скажи скорее. Я спешу!"— "Я вас о милости прошу".— "Какую милость просишь ты?"— "Хочу я изучить шрифты.Я с русской грамотой знаком, с арабской грамотой знаком, с китайской грамотой знаком.Хочу работать за станком,Печатанье мне любо книг".— "Добро придумал, баловник!Что ж! После школы каждый день в печатню будешь ты ходить.Учись, когда тебе не лень. Я разрешаю. Так и быть!Позови ко мне правителя канцелярии —Я отдам распоряжение, чтоб не забыть!"