Июлем синим набежало время,В ветвях кочует слив отряд,Домой вернувшийся солдатНесет зарю в тяжелом шлеме,Чтобы отдать садам.Еще клеймо с короной на плече,Еще бежит дыхание огняНечаянно через сады и сливы,Еще молчать рукам нетерпеливымИ деревам склоняться у плетня.Но уже кровью пьяны Лорелеи,Хрипя на площадях о том,Что узки временам плац-парки и аллеи,Под черным колесом грузовикаПогибнет Лютера спокойный дом.Пивной ручей — вторая кровь народа —Жжет бороды, но души не бодрит,Кричат в ушах стальные Лорелеи:Германский хмель — безумец огородов —Тягучей силою степей обвит.А там, внизу, в осколках красных градинКуется для последней боли зуб,Там ждут давно, — и если молот ТораИз зал высоких навсегда украден,Тот молот Тора там, внизу.1922
61. КРЫСА
Ревела сталь, подъемники гудели,Дымились рельсы, вдавленные грузом,И в масляной воде качались и шипелиНа якорях железные медузы.Таили верфи новую грозу,Потел кузнец, выковывая громы,Морщинолобый, со стеклом в глазу,Исчерчивал таблицами альбомы.Взлетали полотняные орлы,Оплечья крыш царапая когтями,И карты грудью резали столыПод шулерскими влажными руками.Скрипучей кровью тело налито,Отравленной слюной ночного часаС жемчужным горлом в бело-золотомПел человек о смерти светлых асов.Сердец расплющенных теплый ворохЖадно вдыхал розоватый дым,А совы каменные на соборахТемноту крестили крылом седым.Золотому плевку, красному льду в бокалеПод бульварным каштаном продавали детей,Из полночи в полночь тюрьмы стоналиО каторгах, о смерти, о миллионах плетей.Узловали епископы в алтарном мракеНовый Завет для храбрых бродяг,В переплетах прекрасного цвета хаки,Где рядом Христос и военный флаг.А дряхлые храмы руки в небо тянули,И висел в пустоте их черный костяк,Никто не запомнил в предсмертном гуле,Как это было, а было так:Земле стало душно и камням тесно,С облаков и стен позолота сползла,Серая крыса с хвостом железнымИз самого черного вышла угла.И вспыхнуло всё, и люди забыли,Кто и когда их назвал людьми.Каменные совы крылами глаза закрыли,Никто не ушел, никто… Аминь!1922