Я, как лезгин, смотрел с заветной кручиНа Алазани белый ремешок,И подо мной раскачивались тучи,Сквозь эти тучи самолет прошел.Следили горы за гуденья силой,Как птицы за полетом стрекозы,И предков кровь, что лица заострила,На мир смотреть учила сверху вниз.Стал самолет в лазурь полей снижаться,Своим гуденьем сердце веселя,Стояли горцы, бросив улыбаться,Внизу цвела Кахетии земля.Шло дело к ночи. В темноту балладыЛишь стоит нам рассказ перенести,Задышим мы пожаров долгим чадом,Услышим пули по всему пути.Увидим, как дымились ЦинандалиИ крепости взлетали в простоте,Свидетелей ущелья поглощали,Аулов сто пылало вслед за тем.Но нет мюридов… Нет Орбелиани,Нет Чавчавадзе… Только огонькиШли винными совхозами в тумане,Хлопковыми полями у реки.Победы большевистские утехиНам говорили: если поспешить,То можем мы спуститься в Лагодехи,У очагов сесть, бурки обсушить.И, не шумя излишними страстями,Хлебать хинкал, заправив чесноком,Старинными делиться повестями,Не вымещая злобы ни на ком.И кахетинец будет черноусыйС лезгином пить до самого утра,Для горных дев подарит гостю бусы,Любимые кусочки серебра.1935
137. СМЕРТЬ
Старик стоял в купели виноградной,Ногами бил, держась за столб рукой,Но в нем работник яростный и жадныйБлагоговел пред ягодной рекой.Гремел закат обычный, исполинский,Качались травы, ветер мел шалаш,Старик шагнул за край колоды низкой,Вошел босой в шалашный ералаш.Худые ноги насухо он вытер,Смотрел туда, долины старожил,Где в море листьев, палок, перекрытийСверкали лозы, падали ножи.Всё выведено было черной тушью,Какой-то кистью вечно молодой,Он, горсть земли зажав, прилег и слушал,Шуршал в руке кремнистый холодок,И холодок шел по кремнистым жилам,Лежал, к земле прижавшись, не дрожа,Как будто бы передавая силуТем смуглым лозам, людям и ножам.Журчал в купели теплый сок янтарный,И солнце, сжато облачной грядой,Столы снегов залив лиловым жаром,Распаренным висело тамадой.1935