Конец!.. Простое это слово!Но как глубоко, вечно ново!Как часто мы под гнетом муки,В тоске воздев глаза и руки,Зовем освобожденья миг!Счастливый миг! Уж никакихНет на тебе цепей и пут.Конец — и некий круг замкнут,В небытии он исчезает,Другому место уступает.Конец!.. Как много размышленьяИ неизбывного томленьяВ простом и страшном этом слове,Что нашей жизни прекословит,Когда последнею межоюЛожится грань между тобоюИ тем, что дорого и мило,Что душу грело, веселило,И пело сердца глубиною,Как гимн в устах ручья весною,Когда раскованной водой,Где солнце тешится собой,Шумит он, вольный и смятенный,Громкоголосый, белопенный,И ты, мое повествованье,Ты, отблеск жизни и страданья,Ты, след далекой бедной доли,Ты, отзвук правды, отклик воли,Уже подходишь к окончанью.Утихнет лиры звон тоскливый,—Закат твой близок молчаливый,Последний шаг твоих скитаний.И грустно мне: я жил с тобоюОдною думою, душою,Носил тебя, как носит матьПред тем, как жизнь ребенку дать.Рождалось ты на свет бурливыйВ срок многотрудный, несчастливый —Еще далекою весной,За мрачной каменной стеной,В остроге, вольных дней не зная,Когда над нами ночь сплошнаяВисела тучею густоюИ гнула тяжкою пятою.Как часто я питал тобоюВ разлуке с милою землеюСвою мечту, ее стремленье —И миг счастливый вдохновенья.Святым огнем душа пылалаИ тайным слухом ощущалаОтчизны звук многоголосый:И шелест золотых колосьевНа нивах близких и далеких,И песни жниц голубооких,И шум на взгорьях крутобокихСтаринных хвой во мхах седых,Таких приветливых, родных,Как добродушные бабули.Они так нежно к сердцу льнули,В глазах стояли, как живые.И с ними песни огневыеДрожать содружно начиналиИ на незримые скрижалиЛюдской мечтой рожденных словТекли, как летопись веков.Сейчас разлуки час настанет…Последний шаг твоих скитаний!Хлопот с землею накопилось:К Ходыке ездить приходилось,Да и раскидывать мозгами —Как обернуться тут с деньгами.А деньги плыли то и дело,Аж голова от дум лысела.И надоела так забота,Что пропадала вся охота —Волна такая набежит! —И землю брать, и просто жить.А сколько этой волокиты!На деньги рты у всех раскрыты:Тому дашь рубль, тому — двадцатку,А не найдешь нигде порядку,Куда ни кинься и ни ткнись,—Чтоб все они перевелись,Нотариусы, и конторы,И писаря, и крючкотворы!Блуждай, как средь болот чертовских, —Иль дурни все, иль сам таковский,Иль все смеются над тобой,Раз в тех законах ты слепой.Знай только деньги вымогают,А ни на грош не помогают.Но дело все ж вести пришлось,И сильно попотел Антось!Бывало, явится таким,Что просто смех и горе с ним —Как головня, весь грязный, в саже,И нос его опущен даже,Ну словно дядя с чертом билсяИ, не осилив, — отступился.Он в первый миг семье своейНе сообщает новостей:Не хвалит землю, не бранит,Конторы же огнем палитИ крепость купчую ругает,Холеры, смерти ей желает.Бумаги вынув из кармана,На стол швыряет зло и рьяно.Но помаленьку остывает,Запал начальный иссякает,В душе стихают ветры-громы,И вновь он прежний, всем знакомый,Спокойный, добрый, терпеливый,Приветливый и хлопотливый.Но вот и все семейство в сборе.Чтоб дядино развеять горе,Мать поскорей идет в чуланИ творогу приносит жбан.Нальет сметаны пожирней,—Из дяди тут хоть нитки вей!Лицо Антония светлеет,Он за едою веселеет,Рисует с живостью горячейУдачи все и неудачиПоездки виленской своей,Изображая писарейИ все их хитрые замашки,Когда они из-за бумажкиСтараются наперебойЗалезть в карман сермяжный твой.Ох, надо знать их нрав собачий!А впрочем, как им жить иначе?Потом рассказ ведет АнтонийО том, что видел он в Заблонье.Смеясь, Ходыку вспомнит вдруг,И комаров его и мух.И тем кончал повествованье,Что, мол, тревоги и терзаньяЛишь начались и путь их длинный,Дай бог дойти до половины!Да, много мытарства с землею!Легко ли голою рукоюТакое дело поднимать?А сколько сплетен — что скрывать?Досужей всякой болтовниСреди завистливой родни,Средь дядей, теток, свояков —Был человек всегда таков!И крику больше, чем событий.Ох, трудно, трудно в люди выйтиИ стать на собственные ноги!Легко ли все оббить пороги!Подчас на этом перепутьеПред темной и слепой судьбоюАнтось стоял, как под грозою,Охваченный какой-то жутью.Что ж, оробеешь поневолеОт этой распроклятой доли, —Сгореть ты должен, разориться,Чтоб к воле хоть на шаг пробиться!Но есть ли, есть тому порука,Что не напрасна эта мука?Даст ли земля освобожденьеОт панских пут и притесненья?С одним рассватаешься тут,И снова лезь в другой хомут!Паны ж и разные чинушиИ там сумеют выбить душиИ вырвать из тебя все жилы,—Ведь ты без права и без силы! —Сомненья тяжкие нежданноКак молот били в сердце Ганны:Тут не спасут земля и хата,Коли вся власть в руках богатых!Хмурел тогда Михал, смолкая.Так что ж, навек им тьма такая?И все старанья — дымом, прахом? —Себя он спрашивал со страхом.Нет, больно вдруг мечту утратить!Пожить, пожить в своей бы хате.«Конечно, этот труд не мал,—Вслух говорил семье Михал,—Но что же без хлопот дается? —И тут, бывало, засмеется,Чтобы развеять грусти тени.—Сам бог велит ведь крест мученийНести, не зная мукам меры.А вы уж сдались, — маловеры!Коль ты свое наладил дело,Иди упорно, ровно, смело,Иди, назад не озирайсяИ на других не полагайся!И вам, сынки, — что тут таиться,—Не век за батьку хорониться,Пора подумать молодцам,Как жить на свете без отца.Ведь смерть нас спрашивать не станет,Готов ты в яму или занят?На грунт вам нужно опиратьсяИ батраками не скитаться.Какой же грунт? Земля, наука,А не под панской плеткой мука».Михал боролся, не сдавался,Победы жадно добивалсяИ, наступая, не заметил,Как лихо уж связало сети,Чтоб на него накинуть разом.Оно подкралось тихим часом,Когда никто его не ждал:Однажды осенью МихалВ мокроте след увидел крови.«Эге, брат! Надорвал здоровье!Пришел твой черный срок, Михась!Теперь ее, старухи, власть!»И сердце, занемев, упало.Настигла, подлая, нагнала!Впилась! Не сладить с окаянной!..Но нет! О смерти думать рано!Михала обдал ужас лютый,Ему казалось в ту минуту,Что никогда столь одинокимОн не был на земле широкой,Как будто чья-то вражья силаМир, полный света, разделилаИ встала темным грозным валомМеж всем живым и им — Михалом.Впервые перед ним возникНеотвратимый этот миг.«Неужто все тут, боже милый?Сгнию в сыром песке могилыНенужной шелухой земли?»И тени страшные леглиЕму на сердце и на душу,Все спутав, разорвав, нарушив.Чуть затуманенные мглою,Пред ним поплыли чередоюТомящей, неизбывно длиннойВоспоминанья и картины.И все, что было пережито,Вставало, словно сон забытый.Глухая, смертная тоска,Как тьмы незримая рука,Его пригнула, придушила,И стало горько все, немило.Одно горело в нем стремленье —Упасть пред кем-то на колениИ в чьих-то благостных объятьяхСпастись от страшного проклятья.Из жизни вспомнил он былойСвой детский страх перед грозой.О, как та ночь была страшна,Навеки памятна она!Проснулся — стекла дребезжат,За ними молнии горятОгнем слепящим, синеватым,И вербы старые у хатыСтенают под дождем и гнутсяИ во все стороны мятутся.А буря злая ветви крутит,Ерошит с воем, баламутитИ рвет их острыми зубами.А гром тяжелыми клубамиКак будто землю разбивает,И стонет хатка их, рыдает,Трясется, словно хворостина.А он, малец, как лист осины,Дрожит от страху, плачет, жмется.«Засни, мой мальчик! Гром уймется.Не бойся, милый! Ты со мною!»И мать горячею рукоюЕго за шею обнимает;И к матери он приникает,И гром уж больше не пугает.Он спрятан, не страшна напасть.Ну, а к кому теперь припасть?Кого просить? Кому молиться?От смерти как оборониться?…А может, это так, пустое?Тревоги никакой не стоит?Ведь он в груди не чует боли.В конце концов, все в божьей воле!И в нем надежда снова тлеет,Отводит страх и сердце греет,Как солнце землю после бури.Уж так у всех людей в натуре.Да лихо это цепким было,Оно с Михалом не шутило!Сперва Михал перемогался,Болезни злой не поддавался,Потом лечиться начал сам,Доверясь сельским знахарям,Пил зелья разные и травы,Но все ж здоровья не поправил.Зимою к доктору МихалаВозили раза два в морозы,А злая хворь свои занозыВсе глубже в тело запускала:Ничто ему не помогало.Лежит он, сумрачный и смутный,Глаза бесцветны стали, мутны,И в глубину души глядят.Печален и суров их взгляд.И мучит горькое сознанье,Что ты от жизни отрешен,И, может, уж приговорен,И близок с нею час прощанья.Житье ж тащилось, как всегда:В заботах, в тяготах труда,То медленнее, то быстрейТропой пробитою своей.С порядком этим вечным в ногуВсе в доме шли одной дорогой,И только он под крышей хаты,Как будто льдинами зажатый,Один влачит часы свои,Уж выбитый из колеи.И то, что ранее, бывало,Его так сильно волновало,Теперь душе его недужнойКазалось мелким и ненужным.Над ним стоит судьба немая,Своих завес не поднимая.Но есть ли что-нибудь другоеЗа этой темнотой немою?Михалу жутко и тоскливо,И сердце в нем стучит пугливо.Ох, страшно смертное томленье!Что ждет его? Могила, тленье!Он хочет жить… Прочь, мрак и тьма!Там тяжело, там ночь сама…И он погибнет в той пустыне?О, нет же, нет! Кровь в жилах стынет!Как жизнь летуча, скоротечна!Он разве жил?… О вечность, вечность!Кто обоймет тебя, измерит?Кто даст ответ? Кому поверить?Волною потрясен угрюмой,Михал не хочет дальше думать.«Ну, что ты, мать? А ты б присела», —Жене он говорит несмелоИ ждет сочувствия, надежды.«Дай руку, милая. Ну, где ж ты?»И у нее в душе тоска.Да, песня жизни коротка!И как не вовремя стихает!Но Ганна боль перемогает,А в горле слезы комом, льются,И давят, жгут, на волю рвутся!«Помру я, Ганна!.. Ой, как жарко!..До дна свою я выпил чарку!..»И удивляется Михал:Не то сказал он, что желал,Совсем не то… Ну, что ж, пускай!..«Ты эти думы отгоняй!Немало люди ведь болели,Болели годы, не недели,И сколько случаев таких!А смерть не уносила их».Михал с усмешкою кривоюКачает тихо головою,Устало, тяжело вздыхает,И вновь душа его блуждаетВдали от жизни, а глазаТуманит горькая слеза.Антоний шумно входит в хатуИ, сев на лавку возле брата,Смеется, шутит разудало,Чтоб как-нибудь развлечь Михала,Надежду добрую податьИ думы мрачные прогнать.«Ну как, Михась? Ты, брат, бодрись!Не падай духом, не клонись!А день какой! Эх, день хороший!Пройтись теперь бы по пороше!»«Пойти — пойду, да не вернусь!Пойду туда же, где Петрусь,В Теребежи — под крест сосновый…»«Ох и чудак ты, право слово!Так и пошел! Ну, нет, брат, дудки!Ты брось, Михась, такие шутки!Еще походим мы с сохою,Еще и над своей землеюТы попотеешь, и немало —По картам бабка так гадала.Нет, нет! Пожить придется нам!»Антоний говорит, а самДушою никнет, холодеет,—Знать, вправду худо! Смертью веет:Пред нею не захлопнешь дверь!И дело странное: теперьЛюбой пустяк, как ни был мал,Особый смысл приобретал:То куры в хате задурят,Кудахчут целый час подряд.Одна ж из них, взмахнув крылом,Вдруг кукарекнет петухомС каким-то бесовским задором;То где-то в чаще леса воронЗакаркает зловеще, глухо,А то в трубе завоет вьюга,Затянет жалобно, пугливо,Иль закугукает тоскливоПо вечерам сова ночная,В кустах ольховых пролетая,Застонет так, что сердце ноет.А то собака вдруг завоет.Все это — вести издалека,На правду страшную намеки,Все это неспроста бывает —Все смерть-старуху закликает.А ночь придет!.. Эх, ночь-темница,Каких ты ужасов криница!Глядит в окно и сердце гложетБез отступа… Ой, милый боже!..В объятьях стужи ледяныхТрепещет тонкий серп луны,На стеклах белит он полотна,Такой печальный и холодный.Михал не спит, а боль тупаяРастет, под сердце подступает.Нет ни надежды, ни желаний.Его померкшее сознаньеВсе беспокоит, все тревожит.Ни спать, ни есть уж он не может.Огонь колышется и пляшет,Кругом немые тени машут.Они качаются, трясутсяИ смехом пустеньким смеются;То бегать по стенам начнут,То снова медленно плывут.Огонь все движется, все скачет…Михал вдруг слышит — кто-то плачет.Иль то бубенчик под дугойЗвенит печалью и тоской?А чьи же очи там блеснули?…И мысли далеко скакнулиВ поток просторов и времен,Где нет границ и нет препон.Глядит Михал. Нет, что такое?Он не один, а их уж двое:Один Михал — больной и сонный,Другой — силач неугомонный.Один лежит, другой идет,Идет по лесу без забот,Веселый, песню распевает,Того ж, дурной, не замечает,Что за спиной, за шагом шаг,Крадется страшный, темный врагВ каком-то длинном балахонеИ водит пальцем по ладони,Кивнет с усмешкой и чертит,Записывает, ворожит.Кто он такой? Чего он хочет?Что он, нагнувшись, там бормочет?И неприятный запах тленьяПахнул от черного виденья…И запах ладана исходит…Так это ж смерть за ним там ходит!Иль это поп?… И все пропало.Михала и следа не стало.Куда ж он делся? Где он, где?Эх, быть беде! Ну, быть беде!Ах, нет! Вот он! Он волком стал:Бежит — испуг его забрал.Ой, прорубь! Ой! Он — прыг туда,И понесла его вода.Конец… В воде он пропадает.Ушел под лед, а лед сверкает.Взирают, дрогнув, дебри леса.И вдруг какая-то завесаПод чьей-то страшною рукой,Сближая небеса с землей,Надвинулась суровой мглой.Михалу стало тяжело,В груди дыханья не хватает,А мрак все ниже нависает,И светлый круг немой пустыниВот-вот погаснет в тьме-пучине.Михал кричит и в страхе бьется,Чуть-чуть завеса раздается.Глаза он тяжко размыкает,В его руке — рука другая.Он изнемог — теснит дыханье.Ах, сколько скорби и страданья!Он просит помощи людей,Жены, и брата, и детей.Ведь небо черство, небо глухоИ не приклонит к людям уха;Хоть ты проси, хоть ты моли,Хоть сердце стонущее вынь,—Не шевельнешь его твердынь.Оно далеко от земли,Оно бесчувственно: немое,И безответное: пустое.«Ты узнаешь меня, Михал?»Он веки тяжкие поднялИ на жену уставил взгляд:«Жена… Спаси меня!.. О, брат…Спаси, спаси!.. Спасайте, детки!..» —И струи слез полынью едкойВ глазницах впалых выступают.Михал вздохнул и затихает.«Ой, свечку, свечку! Умирает!»Лицо дрожит в последней муке,На грудь бессильно пали руки.Михал еще раз содрогнулся,Еще на миг один очнулся,Как будто что припоминая…Он дышит, но дыханья мало,И вдруг ему все ясно стало.«Антось… Родной мой… Жить кончаю!Я весь сгорел, брат… Умираю.Веди хозяйство… сам, один,Как брат родной, как лучший сын…Бог не судил мне видеть воли,Свой хлеб посеять не позволил.Земля… земля… люби родную.Трудись над ней. И дай красу ей!На новый лад… Жизнь сделай новой…Детей не брось… Ох!..» И готово.Ни слов живых, ни сердца стука.И холодеющую рукуАнтось целует, и рыдает,И к телу брата припадает. В поле, в поле При дороженьке Наклонился крест Над могилою. Все тропинки шли В свет широконький, Привели ж они К той могилушке.Ой вы, дороженьки людские,Тропинки узкие, кривые,Во тьме свои вы петли вьете,Как будто по лесу бредете.Простор вас кличет небывалый,Где горизонт лазурно-алый,Где солнца так пригожи взоры,Где думы ткут свои узоры,Чтоб жизнь по-новому начатьИ счастье воли сердцу датьИ разогнать его тревоги…Свободный путь!.. Когда ж во мглеТы засверкаешь на землеИ все в одну сведешь дороги?