Стихотворения и поэмы

«Ну, что ж! — окликнул дядя Гришку. —Пора нам сделать передышкуДа подкрепиться мало-мало,Я захватил из дому сала,И хлеба добрый кус со мною,—Чего он сохнет сиротою? —Перекусить бы не мешало,А то уж в брюхе заурчало,Теперь, брат, чарочку пульнуть,Чтоб в рай при жизни заглянуть.Друзья встают и шагом важнымВыходят на проспект отважно,А там панов — хоть пруд пруди,Ну, словно в праздник, — не пройти.Откуда понабралось их,Важнецких, прибранных таких?И так одеты, так побриты,Что и Раковский знаменитый —А чтоб издох он! — просто гольВ сравненье с ними, чистый ноль,Ну, прямо пес какой-то Лыска,К ним подойти не смеет близко.Боишься глянуть — пред тобоюВдруг князь с графинею какою!Идут с прохладцей, деликатно,Воркуют меж собой приятно!А то вдруг генерал шагает,—Его вся Вильна, верно, знает.А грудь сияет, как картина,А что за взгляд, а что за мина!Ну ж и панов! Не дай ты боже!Антось едва сдержаться может, —Пускай нечистый им приснится! —Чтоб тем панам не поклониться.Над дядей Верес засмеялся:«Ты не гляди, что он прибрался,Навесил галстук и манишку,А вот раздень его, братишку,—На нем рубахи нет худой,А на цепочке — вошь с блохой.По виду пан — осанкой, взором,А спит, наверно, под забором.Одним живет: где что урвать…Их тьма — заваливай хоть гать!»Чем больше дядя озирался,Тем все сильнее изумлялся —Бегут, спешат… Ну, мешанина!..Блистают окна магазинов,А сколько тут труда чужого,А сколько горя в нем людского!Какие брички и кареты!

И для кого вся роскошь эта?Не по себе Антосю стало…Иль роскошь ядовитым жалом:Его нечаянно пронзилаИ зависть в сердце пробудила?Иль это бунт был против барстваИ власти панской и коварства,Что делят люд, его судьбиныНа две неравных половины,—На голытьбу и богачей:Одним блуждать во тьме ночейПо грязным улицам, задворкамВ глухой тоске, в раздумье горьком,Весь век бесправными, слепыми,Во мраке лжи и в горьком дыме,Терпеть покорно и молитьсяИ с этой долею мириться;И вся надежда на спасеньеИ на конец того мученья —Настанет он когда-нибудь! —В могиле навсегда уснуть.А для других — тут вечный рай,Всю жизнь танцуй себе, гуляй;А ты — ломай свой горб, служиИ должный страх в душе держи!«Ну, брат, и город! Вот домищи!Так вот куда идут деньжищи:Какие башни и костелы,И как их только держат долы!Смотри, смотри — и глянуть жуткоНа гору ту с кирпичной будкой.Оттуда б посмотреть на город!»И дядя, позабыв про голод,Уж подбивает друга ГришкуВзойти на эту гору-вышку.Как вознеслась она высокоИ как манит, ласкает око!А скат горы такой зеленый,Каштаны, липы там и кленыОдним виднеются кустом,Одним сверкающим шатром!Проспект, костел друзья минулиИ в сквер зеленый повернули.В тени развесистых деревДорожки вьются меж цветовТакие чистые, ну, чудо!И много тут бродило люда,Но больше, смотришь, — молодые,Все истомленные, худые.Паны нарядные, девицы,Со станом тонким, бледнолицы,Гуляют тихо по дорожкам,

И черевички на их ножкахСкрипят, как будто припевают,Точь-в-точь копытцами мелькают.Глаза опущены стыдливо,Совсем ягнятки, божье диво!А паничи снуют стрижами,Стреляют в тех девиц глазамиИ льнут, как пчелы к сладкой гречке,Как мотыльки к зажженной свечке.На длинных лавках пожилыеПаны расселись, как святые.Богато все они одеты,Читают книги и газеты.Антось глядит с почтеньем строгим,И уж без страха по дорогеИдет, освоился с панами,Постукивает сапогами!Друзья из сквера вышли скоро,Налево своротили — в гору.Вдруг страж из будки вопрошает:«Куда? Чего вас бес гоняет?»«Мы на гору», — друзья в ответ.«А вам известно или нет,Что здесь бесплатно вход заказан,И кто идет сюда, обязанБилет купить — такой порядок».Друзья уперлись — жаль деньжаток!В чуприну руки запускаютИ так и этак размышляют:«За что ж платить тут, неизвестно!А все же глянуть интересно,Какой на все там сверху вид?»И дядя стражу говорит:«А за билет возьмешь ты сколько?Один разор тут в Вильне только!»«Всего шесть грошей. Заплатите, —Тогда, пожалуйста, идите».«Где наше, брат, не пропадало,Терпи, лиха беда — начало!»Друзья, смирясь, билеты взялиИ бодро в гору зашагали.«Ого, гора, как печь крутая,С того и тропка винтоваяПо самой кромке кверху вьется,Полезь-ка прямо — дух займется!»«Ну, брат, гора, аж ноги млеют».Друзья идут и веселеют.Они наверх горы забрались,Едва-едва там отдышались,Невмочь уж шевельнуть ногами.Зато и вид перед друзьями

Открылся славный с этой вышки!Залюбовались дядя с Гришкой!Огромный город, плотно сбитый,Полдневным солнышком залитый,Все занял, как ни глянь, кругомСтроенья жались — к дому дом,То вдоль, то поперек — рядами,То закрывались вдруг садами,А то пригорком крутобоким.Кой-где надменно, одиноко,Стеснив лачуги, как овец,Вельможей высился дворец.Лачуги толпами стояли,Как бы друг другу помогалиВ несчастье горьком и в трудах,—Казалось, их тиранил страх.А меж громад, как между грядок,Держа особый свой порядок,Вились проулки так и этакГустою тканью темных клеток.С холмов, высоко над домами,Позолоченными крестамиБлестели церкви и костелы,И говор звонниц их веселыхНосился в небе ярко-синемИ замирал здесь на вершине.Налево в берегах высоких,Среди камней, кустов, осоки,В русле песчаном, словно змейка,Бежала шустрая ВилейкаИ, закрутившись вдруг петлею,Терялась сразу за горою.А справа, ринувшись с размаху,Вилась другая речка шляхом,Под солнцем радостно блестя —То Вилия, Литвы дитя.Она катилась меж обрывов,Чаруя красотой извивов,—Как серебро живое, волныИграли на просторе вольном.Так майским днем дрожит листами,Облитый знойными лучами,Зеленый клен, шумя, сверкая,В огне листву свою купая.А за рекою, как шнурок,Деревьев виден был рядок,Как бы по мерке — ровный, строгий,Ну, словно на бумаге строки.Дома — кирпичные громады,Дворцы и пышные посады,Крутые горы с желтым скатом,Песком и глиною богатым,

Весь правый берег обступали,И в речке тени их дрожали.А там, за городом далеко,Приветно, радостно для окаХолмы желтели в синей дали.По их отложистым извивамГуляли ветерки по нивамИ тихо жито колыхали,Как мать, склоненная над зыбкой,Ребенка пестует с улыбкой.Друзьям послышались живыеНапевы сердцу дорогие.Там их душа, и там их думы,Им дальше хочется от шумаТрескучих улиц, переулков,От пыли, смрада закоулков.Но здесь дышалось им спокойно.Чуть долетал сюда нестройныйДалекий шум чужого мира,Где было им так смутно, сиро.Гора спокойная молчала,—Казалось, тайну сохраняла.«Ну, что, Антось, уж надивился?» —От дум вдруг Верес пробудился. —Пора давно в трактир податься,А то кишки поют, признаться».«Пойдем. Смотри хоть до полночи,А все, брат, не насытишь очи!»Друзья еще чуть постоялиИ вниз обратно зашагали.«Постой! А там что?» — «Пушка это!»«А что ж при ней солдата нету? —Промолвил дядя. — Иль худая?Или фальшивая какая?Давай посмотрим, что за диво!»Друзья свернули торопливо,У старой пушки важно всталиИ долго-долго размышляли.Глядели сзади и с боков,Сказали много разных слов.А дядя глаз не отрывает,Все ближе, ближе подступает,Хотел ее уже погладить.«Не тронь, не тронь, а то рассадит!Пускай она уж лучше сгинет —Зацепишь, дуру, так, брат, двинетИ очи выхлестнет и кишки,Забросит к бесу на Лукишки.Уж я-то знаю эти штуки!»В испуге, словно от гадюки,Рванул от пушки дядя руки,А Гришка ну вовсю смеяться:«Пойдем, брат, лучше угощаться!»