Стихотворения и поэмы

Я вышел на пригорок — и застыл:Прохладный воздух неподвижен был,И на цветах, что взоры потупляютИ стебли так стыдливо изгибаютОт нежного дыханья ветерка,—Переливались, трепеща слегка,Алмазы прослезившейся денницы;И облаков белели вереницы,Как снежное руно овечьих стад,Что на лугах небесных сладко спят.Порой лишь проносился шелест краткий,Как будто сам покой вздыхал украдкой,Но тени легких веток и листвыНе шевелились средь густой травы.Я поглядел вокруг, и вид отрадныйНаполнил и насытил взор мой жадный:Дорога темной свежей полосойЗмеилась и терялась за чертой,И сочные кустарники на склонахСкрывали русла ручейков студеных.Так ясно видел я, так широко!Меркурием, несущимся легко,Я ощутил себя… И, окрыленныйВесной цветущей — розовой, зеленой,Я начал собирать ее подаркиВ букет душистый, пышный, нежный, яркий.О майские цветы в жужжанье пчел!Вы красите и сад, и лес, и дол;Люблю, чтобы ракита золотаяВас осеняла, и трава густаяСтудила, и темнел бы мох под ней,Фиалками пронизан до корней.Мне нужен и орешник в колкой плетиШиповника, и легкие соцветьяНа жимолости, пьющей ветерок;И непременно — молодой росток,Какие тянутся близ древних буков,Из кряжистых корней, как стайка внуков.И пусть родник, что бьет из-под корней,Журчит о прелести своих детей,Лазурных колокольчиков; несчастный,Он слезы льет об их красе напрасной:Они умрут по прихоти людской,Оборваны младенческой рукой.Но где же ваши жаркие зрачки,Златые ноготки?С лучистых век стряхните влажный сон:Великий Аполлон

Сам повелел в честь вашего рожденьяПод звуки арф устроить песнопенья!Когда же вновь он поцелует вас,Отрада сердца моего и глаз, —Поведайте ему, что в вашем блескеМне чудятся его сиянья всплески.Вот дикого горошка стебелькиНа цыпочки привстали: их цветки,Как розовые бабочки, крылаты,Но тоненькие пальцы крепко сжаты.Постой чуть-чуть на гнущихся мосткахНад ручейком, в прибрежных тростниках,Какая голубиная истомаВ природе, движущейся невесомо!Как тихо вдоль излучины течетЗдесь ручеек: ни звука не шепнетВетвям склоненным! Как неторопливоПлывут травинки через тень от ивы!Успеешь два сонета прочитать,Пока вода их вынесет опятьНа быстрину, где свежее теченьеБормочет камушкам нравоученья.Там, извиваясь, пескари стоятНавстречу струям, и блаженство длятВ лучах горячих, смешанных с прохладой,И, не насытившись своей усладой,Брюшком в песок ложатся отдохнутьНа чистом дне; лишь руку протянуть —Исчезнут вмиг, но стоит отвернуться —Тотчас же осмелеют и вернутся.Малютки-волны забегают в знойПод бережок, где в зелени резнойОни остынут и, в прохладе нежась,Подарят зелени питье и свежесть:Таков обычай истинных друзей —Питать друг друга щедростью своей.Порой щеглы посыплются гурьбоюС ветвей, нависших низко над водою:Попьют чуть-чуть, встряхнутся, щебетнут,Пригладят перышки — и вдруг порхнут,Как дети, прочь — и зарябит, мелькая,Окраска крыльев черно-золотая.Ах, если средь подобной красотыВнезапный звук прервет мои мечты,Пусть это будет милый шелест платьяНад пышной одуванчиковой ратью,Разбитой в пух, — и легкий шум шаговСреди упругих стеблей и цветов.

Каким она румянцем вспыхнет нежным,Застигнута в раздумье безмятежном!Как улыбнется, не подняв очей.Когда я помогу через ручейЕй перейти… О, нежное касаньеЕе руки, и легкое дыханье,И из-под русых прядей быстрый взгляд,Когда она оглянется назад!Что далее? Вечернее свеченьеРосистых примул, — здесь отдохновеньеНайдет надолго взгляд; забыться сномСознанье бы могло, когда б кругомБутоны на глазах не раскрывалисьИ мотыльки вкруг них не увивались;Когда б не серебристая каймаНад облачком; и вот луна сама,Сияя, в небосвод вплывает синий…О ты, поэтов светлая богиня,Всех нежных душ отрада и краса!Ты в серебре купаешь небеса,Сливаешься с хрустальными ручьями,С росой в листве, с таинственными снами,Хранишь затворников и мудрецов,Мечтателей бродячих и певцов.Хвала твоей улыбке благосклонной,Что к вымыслам склоняет ум бессонный;Вбирая твой благословенный свет,Философ мыслит и творит поэт.За строгим рядом строчек стихотворныхНам видятся изгибы сосен горных;Неспешное круженье плавных фразБоярышником обступают нас;Когда же вслед за сказкою летящейМы мчим, вдыхая аромат пьянящий,Цветущий лавр и розы лепесткиПрохладою касаются щеки;Жасмин сплетается над головоюС шиповником и щедрою лозоюХмельного винограда; а у ногХрустальным голосом звенит поток.И все забыв, над миром мы взмываемИ по кудрявым облакам ступаем.Вот так певец безвестный воспарял,Что нам судьбу Психеи описалИ страсть Амура: первые касаньяИх губ и щек, и вздохи, и лобзанья,Объятий жар, и сладость пылких нег,И под устами трепет влажных век;

Запретной лампы свет — исчезновенье —И гром и мрак — разлуку — злоключенья,И как они блаженство обрелиИ Зевсу благодарность вознесли.Так пел и тот, кто, зелени завесуРаздвинув, приоткрыл нам тайны леса,Где заросли чуть слышно шелестят,Скрывая быстрых фавнов и дриад,Танцующих на солнечных полянахВ гирляндах и венках благоуханных.Испуг Сиринги он поведал нам,От Пана убегавшей по лесам;О нимфа бедная! О безутешныйВлюбленный бог! К нему лишь ропот нежныйДонесся из прибрежных тростников:Щемящий стон — или манящий зов.И древний бард, чьему воображеньюПредстал Нарцисс, к воде в изнеможеньеПриникший, — так когда-то брел и он,И вышел на прелестную, как сон.Укромную поляну, где сиялоЛесное озерцо и отражалоЛазурь небес в своей чистейшей гладиИ диких веток спутанные пряди.И тут он увидал простой цветок:Неярок и печально одинок,Он над водою замер без движеньяИ к своему тянулся отраженью,Не слыша ветра, из последних силТянулся, и томился, и любил.И бард стоял на этом месте чудном,Когда виденьем странным и подспуднымПеред его очами пронеслисьБедняжка Эхо и младой Нарцисс.Но где, но на каком краю вселеннойБлуждал создатель песни вдохновенной,Той вечно юной, как прозрачный ключ,Как светлый лунный луч,Что страннику в ночи дарит виденьяЧудесные — и неземное пеньеДоносит от цветочных пышных гнездИ шелковистого сиянья звезд?О, далеко! за гранями земногоНашел поэт чарующее слово,И в тех волшебных далях встретил онТебя, божественный Эндимион!Он, верно, был влюблен, тот бард старинный,И он стоял над миртовой долиной

На склоне Латма; ветер, легкокрыл,От алтаря Дианы доносилТоржественные гимны в честь богини,Вступающей в чертог свой звездно-синий.Был ясен лик ее, как детский взгляд,И жертвенного дыма ароматЕй сладок был, — но над судьбой жестокой,Над этой красотою одинокойПоэт златоголосый зарыдалИ Цинтии возлюбленного дал.Царица неба! светлая царица!Как ни единый светоч не сравнитсяС тобой, так нет предания светлей,Чем эта повесть о любви твоей.Какой язык, медовый и прозрачный,Сказать бы смог об этой ночи брачной?Сам Феб в тот вечер придержал конейИ осветил улыбкою своейТвой томный взор, и робость, и желанье,И тайного блаженства ожиданье.Погожий вечер свежестью дышал,В мужей он бодрость юную вливал,И каждый шел, как воин под знамена,Как гордый Аполлон к подножью трона;А жены пылкой, трепетной красойСравнились бы с Венерою самой.Прохладного зефира дуновенье,Входя в дома, дарило исцеленьеБольным; кто был горячкой истомлен,Впал наконец в глубокий, крепкий сон, —И вскоре пробудился: лихорадка,Боль, жажда, — все исчезло без остатка,И взгляд веселый обращен к друзьям;А те, не веря собственным глазам,Воскресшего целуют и ласкают,И тормошат, и к сердцу прижимают.А юноши и девы в этот часДруг с друга не сводили ярких глазИ так стояли молча, без движенья,В тревожном и блаженном изумленье,Пока стихи не пролилиск вдруг.Никто не умер от бесплодных мук.Но рокот строк, в тот миг произнесенных,Как шелковая нить, связал влюбленных.О Цинтия! Смолкает робкий стихЗдесь, на пороге радостей твоих.Поэт ли был рожден в ту ночь? Не знаю…Парить в мечтах я дальше не дерзаю.