Скорый поездСквозь снега летит,Самуил Израилевич спит.Приближаются с двух сторонЦарь ДавидИ царь Соломон.«Рад вас видеть, друзья, всегда,Я в Житомир…А вы куда?»Тихо слушает весь вагон,Что рассказывает Соломон,Говорят о делахИ о родинеДва царяИ один верноподданный.Тихо вслушиваетсяВагон.Тихо жалуетсяЛиберзон:«Сын мой умерВо цвете лет…Почему его с вами нет?Мой наследничек,Мой сыночек!Ты приснись мнеХоть разочек!..»Кроткой ласкойДо зариУтешают его цари…Поезд круто затормозил,Просыпается Самуил…Пассажиры кругом сидятОчень мирноИ очень мило.И глядит Можаев ИгнатНа смущенного Самуила.(Часто думаешь:Враг далёко —Враг оказываетсяПод боком…)Беспощадная ночь погрома…Самуил опускает взгляд.Пусть враги,Но всё же — знакомы…«Здравствуйте!»— «Очень рад!»И улыбка дрожит виноватоВ поседевших усах Игната.И неловок, и смущен,Говорит он, заикаясь:«Извиняюся, Либерзон,За ошибку свою извиняюсь!Был я очень уж молодым,И к тому же довольно пьяным,Был я темным,Был слепым,Несознательным хулиганом…»И стучит, стучит учащенноСердце старого Либерзона.Эта речь его душу греет,Словно дружеская услуга…Извиниться перед евреем —Значит стать его лучшим другом.«Я очень доволен!Я рад чрезвычайно!Допускаю возможность,Что погром — случайность,Что гром убил моих дочерей,Что вы — по натуреПочти еврей…Знаете новость:Умер мой сын!Сижу вечерами один,Один!Глухо стучит одинокий маятник…Игнатий Петрович,Вы меня понимаете?»Только ветер и снег за окном,И зари голубое зарево,И сидят старики вдвоем,По-сердечному разговаривая…Пробегая леса и степи,Вьюга мечется по Руси…Человеческий теплый лепет,Вьюга, вьюга,Не погаси!Чтобы поезд в снегу не увяз,Проведи по путям вагоны,Чтобы песня моя несласьОт МожаеваК Либерзону.Чтобы песня моя простая,Чтобы песня моя живаяГромко пела бы, вырастая,И гудела б, ослабевая…1927