Стихотворения и поэмы

Фрауэндорфа повезет Илья, как сказано, с утра.

Что не гостишь? Примчал вчера, а нынче утром и назад?

И отдохнуть у нас не рад? Была баталья, говорят?

Чуть свет — уже в обратный путь!

"К дворцу подашь, да не забудь, кто твой седок! — сказал Кузьма.—

Фрауэндорф-то зол весьма,

Свой экипаж-то не готов. Дал кучеру он сто кнутов.

Потребовал — вынь да положь: "Ямщик мне надобен хорош!"

Вот ты его и повезешь…"

Кремль розовеет на горе. Кресты сияют на заре…

Дворец… Ворота… Шумный двор.

Соймонов вышел. Мутен взор.

С Фрауэндорфом разговор, брезгливо морщась, он ведет

Вот кончили.

К Илье идет.

"Везешь?"

— "Так точно".

— "Ну, вези. Смотри не вываляй в грязи.

Иль вверх тормашками на лед не выверни. Он зол. Прибьет".

— "Прибьет? А если я прибью?"

Соймонов смотрит на Илью:

"Что? Стал ты вовсе сущеглуп? Ты вежлив должен быть, не груб".

Сух генеральский голос, тих:

"Марш! Чтобы жалоб никаких!"

15

Лохматых фырканье коней…

Гарцуют позади саней Фрауэндорфа казаки.

На них папахи высоки и нахлобучены до глаз.

Болят головушки у вас? Что, казаки,— охота спать?

Не удалось вам отдохнуть.

Вчера явились и опять сегодня утром в дальний путь.

А вот и сам Игнашка Шпаг! Ну, как дела твои, казак?

Притык понравился — кабак?

Фрауэндорф брюзглив и зол,

В тяжелой шубе меховой садится в сани.

"Живо! Пшел!"

По деревянной мостовой несутся кони.

Казаки, качаясь в седлах, как спьяна,

Рванули следом.

У реки на яме свищут ямщики.

О, дом родимый! Из окна кто выглянул? Никак — жена.

"Бог свят! Дорога далека. Храни Ильюшу-ямщика,

Владычица, мать преблага!" — наверно, молится она.

Крут взвоз. Отвесны берега. Подтаивают снега. Мост. Перевоз.

У прорубей дерьмо, навоз.

Кой-где видна уже вода поверх лысеющего льда.

Татарский движется обоз. "Айда! — кричат.— Айда, айда!"

Орда! Товар везет издалека. Иртыш — великая река.

16

Но вдруг брезгливая рука толкнула в бок.

"Живей! Гони! — кричит седок.— Гони живей!

Вот мой приказ, чтоб этот город скрылся с глаз!"

Просить не надо ямщика. Бич щелкнул. Кони понеслись.

Но снова голос седока:

"Поторопись! Поторопись!

Ты сочиняешь летопись! Аннал строчит твоя рука

^[588]

.

Вожжу держать не разучись!"

Как знает он? От старика, от губернатора узнал.

"Ты, сочинитель! Твой аннал ты много долго сочинял.

Но препаршивый твой Пегас, он хуже водовозных кляч!"

Ага! Галопом хочешь? Вскачь? Ужо узнаешь ты сейчас.

Уважим, коли просишь нас.

Хулишь ты коней? Кони — львы! Узнаешь — кони каковы!

17

Лед блещет неба голубей, но мутны очи прорубей…

Глух сзади топот казачья.

"Отстали, милые друзья!"

Дорога… Прорубь… Полынья…

Рвануло. Встал горбом сугроб.

Плеснуло. Брызнуло.

В галоп!

В галоп несутся казаки.

Но, друг от друга далеки, один отстал, другой отстал…

Обрывы. Берег дыбом встал…

Крут яр. Там свищет гибкий тал

^[589]

.

Ага! Ожгло? Пригнись! Вот так!

Ну. пронесло! Теперь овраг.

Перелетим на всем скаку?

Уж треуголка на боку! Слетит, пожалуй, с головы!

Узнал ты — кони каковы?

Руками ветер не лови! На помощь стражу не зови.

Не радуйся, что тот казак других опередил людей,

Ведь это же Игнашка Шпаг!

Ты думаешь, тебя, злодей,

Игнашка хочет отстоять?

На сабельную рукоять

Игнашка руку положил, клинок он полуобнажил,

Но не меня рубить, Илью, а голову отсечь твою!

Уразумел? Завыл, как волк?

Ага! Откинулся. Замолк.

Смерть! Смерть близка!

Но тут, на счастье седока, выносит леший мужика

из придорожного леска

Дерьма навстречу целый воз. Везут навоз на перевоз.

Мелькнула, издали видна, сарая ветхая стена.

Куда дорога завела?

Пес выскочил из-за угла.

И мчится тройка, как стрела, по шумной улице села.

18

Аж в пене морды лошадей.

Крут поворот.

К саням сбегается народ. Тревожны голоса людей.

Вот наконец нагнал казак.

Конечно, он: Игнашка Шпаг.

Он мчался, шашку обнажив!

"Седок-то жив?

Я думал — вывалишь в овраг!"

Глядит казак на ямщика, глядит ямщик на казака,

Седок согнулся и молчит.

"Подымется, как закричит, ударит…— думает Илья.—

Прощай, головушка моя!"

Но нет. Сидит недвижен, нем.

"Да он без памяти совсем!"

Нет. Притворяется. Хитер! Начать он медлит разговор-

Вот смотрит, жалобно стеня,

Промолвил:

"Подыми меня!

Ямщик! О, помогай мне слезть!

Мне очень много дурно есть.

Ямщик! Веди меня в избу!"

Ты слаб. Испарина на лбу. Теперь веди тебя в избу!

Вошли. Ложится, истомлен, на бабьи шубы. Говорит:

"Ох! Внутренность совсем горит.

Отбита внутренность моя.

О! Ты злодей, ямщик Илья!

Ты захотел меня убить…

Я не велю тебя казнить,

Мне сам Христос велел прощать.

Ни слова больше! Замолчать!"

А! Чуешь, для чего клинки вытаскивали казаки на всем скаку в глухом лесу.

"Воды!"

— "Сейчас я принесу".

— "Скорее".

Из-под шуб и дох тяжелый раздается вздох.

19

На шумной улице села толпа гудит невесела.

А всё ж смеются казаки, довольны чем-то мужики.

Глядят они на ямщика.

"Намял ты барину бока! Он, слышно, очумел слегка".

— "Злодей бы вовсе околел, да губернатор не велел!"

…Соймонов стар, Соймонов сед. Не хочет он держать ответ.

И так уж на своем веку он претерпел немало бед.

Отставку скоро старику дадут за выслугою лет.

И мирно доживет свой век птенец петровского гнезда.

Эх, господа вы, господа! Орлы! Кто ж крылья вам подсек?

На шумной улице села толпа гудит невесела.