Стихотворения и поэмы

Часа, пожалуй, два — всё в небо я глядел.

Не знал, кто в бане есть, как ты вошла — не видел.

Тому порукой — честь! Пардон,— когда обидел!"

От смеха говорю я, закусив губу:

— "Что ж в зрительную ты увидеть мог трубу?"

— "Венус пройдет, звезда, на расстоянье близком,—

Сказал он,— меж Землей и Гелиоса диском

^[615]

.

В июне месяце то нужно ожидать.

Явление сие приедут наблюдать

К нам академики, весьма учены мужи.

А я уже готов. Я их ничем не хуже!"

— "Лжешь! — говорю ему.— Тут что-то да не так!"

"Но,— думаю сама,— теперь понятен знак,

О коем не хотел мне объявлять родитель".

"Про Венеру стишок послушать не хотите ль? —

Спрашивает Антон.— Прочту тебе, позволь!"

— "Нет,— говорю,— Антон, от этого уволь!

Латинского чтеца уж выставил за двери

Папаша как-то раз!"

— "Тому я не поверю.

Он мудрый человек!"

— "А вот поди спроси,—

Смеясь, я говорю,— Венерам на Руси

Не поздоровится. Иди-ка восвояси!

Для Венус места нет у нас в иконостасе.

Великомучениц усерднее пиши!"

А он: "Конечно, в том спасение души,

Но я изображать умею и натуру,—

Хвою вот, например, сладчайшую фигуру,

Твой лик, что для меня священнее икон!"

Чуть слышно я шепчу:

"Прочь уходи, Антон!"

Прелестные его не слушаю я речи,

От бани прочь бегу, не потушив там свечи

И зеркальце забыв. И вот уже одна

Я дома. Из окна я в сад гляжу, бледна.

А в бане та свеча долго еще мерцала,

Как будто б чья-то тень гляделась там в зерцало.

2

Он не солгал, Антон! Так вышло по весне:

Соседка-попадья вбегает раз ко мне.

"Магус

^[616]

, астролог,— кричит,— волшебник едет!"

"Что,— думаю я,— с ней? Она наяву бредит".

"О магусе каком, соседка, говоришь?"

— "Голубушка моя! Знашь город ты Париж?

Оттуда прибыл гость, негадан и непрошен.

Французский звездочет. Зовется Дотерош он"

^[617]

.

Тут подоспел отец: "Что ж, попадья, ты врешь?

Совсем не магус он, аббат сей Дотерош.

Духовное лицо. Как твой супруг. Понятно?

Ученый астроном. На солнце ищет пятна.

А нынче,— этого не стоит уж скрывать,—

Венеру он звезду прибыл обозревать,

Которая пройдет по солнечному диску!"

Я вижу — звездочет уже подъехал близко,

И мой родитель тут в окошко поглядел.

Заторопился он, регалии надел.

"Пойдем-ка, дочь моя, добрых гостей встречати!

Там я обязан быть. Я ратман в магистрате.

А ты с французского нам всё переведешь,

Коль разговаривать захочет Дотерош!"

Тем временем ямщик подвозит гостя к дому.

Выходим мы, спеша навстречу астроному.

Вокруг его саней уж толпится народ.

Но всё посадский люд. Не вижу я господ.

По-видимому, их предупредить заранье

Не преуспел гонец, и спят еще дворяне.

Чуть оробела я. Но зов мово отца

Мгновенно мне помог сойти на двор с крыльца.

Вот гость! Откинул он кибитки волчью полость,

Воззрился на меня. В глазах его веселость,

Лицо духовное, но брит и моложав.

Тут кланяется он. И, губы вдруг поджав:

"Хочу я,— говорит,— стаканчик русской водки!"

Вот, думаю, и верь соседушке-трещотке!

На магуса ничуть сей путник не похож.

Не в остром колпаке явился Дотерош.

Магическа жезла в руках нет никакого.

Француз он как француз. Приветственное слово

Любезно говорит. Но кто ж тебя поймет,

Кроме меня одной, заморский звездочет!

Милый ты мой, никто не разберет твой говор.

Ну, что ж! Не зря учил меня лукавый повар!

Я говорю: "В наш дом пожалуйте, аббат".

— "Спасибо! — он в ответ.— Я буду очень рад!"

Вот вылез. На меня глаза свои таращит.

Отец зовет людей — пускай, мол, перетащат

Его пожитки в дом — сумы да сундуки,

Довольно тяжелы они и велики.

Тут на его багаж все навалились скопом.

"А вы,— кричит аббат,—полегче с телескопом!

Боюсь я, что труба попортилась в пути,

Прошу ее за мной в апартамент внести.

Сибирская езда страшней землетрясенья —

За свой я телескоп имею опасенье!"

И опасения те были неспроста.

Снимаючи с вещей футляры из холста,

Бормочет Дотерош: "Проклятая дорожка!

Погнулася, увы, у телескопа ножка".

Вот, наконец, труба. Наверно, пуда три

Весит сия труба. Шепнул отец: "Смотри!

Сей телескоп длиной, пожалуй, в двадцать футов.

Его аббат дурной вез, кошмами укутав,

И, говорю тебе,— погнулася труба,

Ибо красная медь тут для заклепок слаба!

Венус как будет зрить в трубу сию горбату?

Задай-ка, дочь, вопрос об этом ты аббату".

Но и астроном сам, однако, понял тож,

Сел, пригорюнившись. Папаша молвит: "Что ж!

Непоправимыя беды я в том не вижу.

Приехавши сюда из города Парижа,

Он догадаться б мог, что красна медь мягка,

Но телескоп, даст бог, поправим тут слегка.

Пусть господин аббат сомненья бросит тяжки —

Дуньку-лудильщицу возьмем из каталажки

^[618]

,

Куда заключена за блуд и воровство!"

Перевожу я речь папаши моего.

"Так, господин аббат! — я говорю.— А ножки

Получим для трубы у некого Антошки".

Тем временем, гляжу, астронома встречать

Является, спеша, вся городская знать.

Сам губернатор наш, я вижу, шлет майора,

Во двор к нам экипаж въезжает прокурора,

Архиепископ тож к нам служку посылат:

"Французский, мол, у вас находится аббат?

Впоследствии пусть к нам заглянет благосклонно!;

И живописца я увидела Антона.

"Антон! — его зову.— Поди-ка ты сюды!

Аббата Дотерош ты выручь из беды —

Для телескопуса отдай ему треножник!

Вот,— говорю,— аббат, церковный наш художник.

Венеру наблюдать он начал прежде вас…"