Стихотворения и поэмы

Тут маковое масло из бутыли

Я вылил, и на нем растер я краски,

И, размягчив в нем острый хвостик кисти,

Я к творчеству бесстрашно приступил.

Тебя я рисовал.

Но вместо тела

Изобразил я полнокровный стебель,

А вместо плеч нарисовал я листья,

Подобные опущенным крылам.

И лишь лицо оставил я похожим

У этого бессильного подобья —

Прекрасного, но пленного растенья,

Ушедшего корнями в огород.

И хрен седой растет с тобою рядом,

И хнычут репы, что земля на грядах

Черна.

И всех своим нехитрым ядом

Перетравить мечтает белена.

И солнца нет.

За облаками скрыто

Оно.

И огородница подходит,

Морщинистыми, дряхлыми руками

Схватила за прекрасное лицо…

Художник тут вбежал,

Он крикнул:

"Кто вам позволил рисовать?"

— "Идите к черту!" — ему я сдержанно сказал

И тотчас

Покинул этот серый, пыльный дом.

3

"Вы ночевали на цветочных клумбах?

Вы ночевали на цветочных клумбах? —

Я спрашиваю.—

Если ночевали,

Какие сны вам видеть удалось?"

Покинув дом, где творчество в запрете,

Весь день метался я, ища квартиру,

Но ни одна квартирная хозяйка

Меня не допустила ночевать.

Они, крестясь, захлопывали двери

И плотно занавешивали окна

Дрожащими руками.

Слишком страшен

Был вид и взгляд мой…

Наступила ночь,

И сумрачно постлал я одеяло

Меж клумб под сенью городского сада.

Но сон не брал. И травы щекотались.

И вороны рычали с тополей.

Так ночь прошла.

Рассвета не дождавшись,

По улицам сырым, туманным, серым

Я вышел за город.

В глазах двоились

Тропиночки, ведущие в поля.

И был рассвет!

Земля порозовела.

В ней зрели свеклы.

Я стоял, вдыхая

Все запахи земли порозовевшей.

Рассвет прошел. И день настал в полях.

Я не стоял — я шел вперед, вдыхая

Медвяный запах длящегося полдня,

Ища чего-то и не находя.

Но голоса растений властно шепчут:

"Ищи, ищи!"

И вдруг на перекрестке

Дорог, ведущих в будущие годы,

Ты появилась как из-под земли.

Ты закричала:

"Где вы ночевали?

Чем завтракали?

Сколько беспокойства

Вы причинили мне своим уходом!

Вторые сутки, как я вас ищу!"

Всё кончилось…

На розовой поляне

Пьем молоко, закусываем хлебом,

И пахнет перезрелой земляникой

Твой теплый хлеб…

Июльская земля

Нам греет ноги.

Ласкова к скитальцам

Всезнающая, мудрая природа.

Подсолнух!

Из чужого огорода

Вернулся ты в родимые поля.

1932

Сон подсолнуха^{35}

Старый хрен растет со мною рядом,

Стонут репы, что земля черна,

И детей своим нехитрым ядом

Отравить мечтает белена.

Солнце! Скрылось ты за облаками.

Скоро огородница придет,

Мощными, шершавыми руками

По венцу тихонько проведет.

"Семя,— говорит она,— созрело!

Мы его поджарим и сгрызем".

Так открутит голову. А тело

Упадет, ломаясь, в чернозем.

Уцелею ли, простой подсолнух,

Если не сумею в эту ночь

Напряженьем сил, еще неполных,

Цепкость этих рук превознемочь?

Ну, рванись! Употреби усилья,

Глядя ввысь, в лазоревую ширь,

Листья, превращаемые в крылья,

Над землей упрямо растопырь.

Ну, рванись! Употреби усилья!

Ведь летает даже нетопырь.

Листья, превратившиеся в крылья,

Над землею мощно растопырь.

Пусть бегут и улица и дворня,

Пусть кричат:

"Сгрызем его, сгрызем!"

Взвейся в небо, осыпая с корня

На головы жирный чернозем!

Но земля,

Упорная, за корень

Уцепилась:

"Ты куда? Постой!

Поволнуйся, горд и непокорен".

Это и зовется красотой!

1933

Рассвет^{36}

Нелюдимая моя,

Ты любимая моя!

Старый город весь порос травою,

Укрепление береговое

Точно так же поросло травою.

Мы по городу ходили двое

В этот вечер — только ты да я.

Город стар,

Город сед,

Городу тысяча сто сорок лет.

Нелюдимая моя,

Ты любимая моя!

Я домой тебя повел.

Вдруг откуда-то пахнуло гарью смол,

Медным медом азиатских пчел,

Теплотой нагревшихся песков,

Пламенем восточных угольков.

Духота перед дождем.

Я сказал: "Домой пойдем!

Нелюдимая моя,

Ты любимая моя!"

Ночь тиха. Весь город под дождем.

Я проснулся. Сырость входит в дом.

Нелюдимая моя,

Ты любимая моя!

Ты лежишь спокойно, ровно дышишь,

Ничего не видишь и не слышишь.

Я лежу, за тучами слежу,

Я в окно открытое гляжу.

Город стар,

Город сед,

Городу тысяча сто сорок лет.

Дом стар,

Стар забор,

Стар бульвар.

Стар собор,

Стар за городом бор.

Я лежу, за тучами слежу,

Вот на город взор перевожу.

Что такое там алеет,

Тускло искрится и тлеет?

Неужели это тлеет покосившийся забор?

Тлеют дом и забор,

Тлеет старый собор…

Неужели это уголек,

Зароненный где-то в уголок,

Прилетевший с ветром уголек

Превратился в огонек?

Дождь, а город тлеет изнутри,

Розовеет, вспыхнет весь вот-вот.

Отраженным светом фонари

Загорелись всюду у ворот.

Алым дымом полон влажный сад,

Петухи повсюду голосят.

Где-то ведер зазвенела жесть,

Старый дворник к речке побежал.

В колокол ударили раз шесть,

Водовозов конь заржал.

Нелюдимая моя,

Ты любимая моя!

Город стар,

Город сед.

Мне над этим городом рассвет

Показался как пожар!

1933

Вологда^{37}

На заре розовела от холода

Крутобокая белая Вологда.

Гулом колокола веселого

Уверяла белая Вологда:

Сладок запах ржаных краюх!

Сладок запах ржаных краюх,

Точно ягодным соком полных.

И у севера есть свой юг —

Стережет границу подсолнух.

Я согласен, белая Вологда.

Здесь ни холода и ни голода,

И не зря в твой северный терем

Приезжал тосковать лютым зверем

Грозный царь, и на белые стены

Восходил он оплакать измены.

Но отсюдова в град свой стольный

Возвращался он, смирный, довольный,