Стихотворения и поэмы

Одно и то же видится двоим —

Гуляют в море чьи-то паруса.

Заговор вещей

1

Угадываю заговор вещей,

их бунт капризом века обусловлен.

Безумный человек,

замри безмолвно!

Живи покорно

и умри в нужде.

За рядом ряд

в бесформенном строю

шагают вещи,

распустив знамёна.

Так шли вперёд

полки Наполеона,

непогрешимость

чувствуя свою.

Участники кровавых мятежей,

вы только жертва

будущей измены.

Копайте ямы

и взрывайте стены.

Угадываю

заговор вещей.

2

Вот вещи, в них

звериная тоска

и яростная ненависть

рожденья.

И жажда

своего освобожденья

переросла

в предательский оскал.

Ещё мгновенье —

движется стена,

пойдет на штурм

домашнего устоя.

И шифоньер гнилою пустотою

тряхнёт,

и все стекляшки

зазвенят.

Столы еду смердящую

стряхнут.

Влюблённых разом

скинут все кушетки.

И даже самовар —

седой отшельник,

пыхтя, отдаст мятежникам

салют.

3

Ты на юге,

а я здесь.

Вымела вьюга

снежный крест.

Я распят

на этом кресте.

Люди спят.

Сновиденья — степь.

Жажда встать,

окатиться водой,

жажда стакана

небесной влаги.

Жажда новой встречи

с тобой.

Платит вьюга

монетой лжи...

Казнь — это тоже жизнь!

4

Меня казнят

и не воскресну,

не вознесусь.

Останутся

чужие песни

и чья-то грусть.

И месяц

старой приживалкой

войдёт в покой,

вздохнет

и вымолвит устало —

мол, был такой.

И вьюги

белое свеченье

взорвёт

чердак.

И будет чёрный

крест

и череп.

И кость желта.

5

Бегите в пустыню.

Покой степей

спасёт и ныне

мешок костей.

От наваждения,

от бунта стен

одно спасение —

глухая степь.

Сколько крестов,

столько могил.

Что ни могила —

щель.

А по дорогам —

шаги, шаги

говорящих вещей.

Каждая вещь — душа,

душа,

что ни душа —

бунт.

По откровению шаг,

шаг...

Вещи идут...

6

...Идёт метель

по безлюдному миру,

распустив искрящийся саван.

Слава, слава Деве Марии!

Деве Марии —

слава!

В тёмном хлеву

под коровье мычанье

свершилось рожденье.

Усталая вьюга

В стены стучала

в изнеможеньи.

И Он явился,

тихий, маленький,

ещё не гоним,

и, уткнувшись

в теплое, мамино,

нимб уронил.

Слава, слава.

Тебе, Непорочной,

слава тысячи лет,

слава Чистой,

еще необросшей

щетиной легенд!

7

И нет тебя.

Рассвет ещё страшней.

Ползут зари

кровавые подтёки...

И видится

мне заговор вещей.

И рукоплещут спятившие

строки.

Поэма прозы

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

До дома твоего

трамваем

пять минут.

Я болен.

Я хромой и старый кот.

Мне до дверей твоих

не дохромать.

А улица

всё ниже, ниже, вниз.

Без слов, без сновидений,

без утрат.

Не подобраться к солнцу,

не солгать,

не объяснить значения угла.

Мы немы.

Нам не хватает времени

обидное сказать:

любовь —

обман...

Нас ночь свела,

и ночь

разлучит нас.

Тем лучше.

Хуже разлучаться днём.

Во тьме

не видно,

как горит душа,

не слышно лжи,

и сердцем не понять,

что между нами

долго жил

обман.

Как много

для двоих

ненужных слов:

ты —

не моя любовь,

ты —

мой обман,

ты каждого,

кто руку протянул,

но ты —

ничья,

ты — ночь...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

...И ты —

мой шторм.

Я —

тонущий корабль.

На гребнях волн

виднее горизонт.

С тобой,

пожалуй, легче умереть.

Во всяком случае,

смерть

искренней любви...

Ночь горожан

в квартиры загнала,

закрыла двери

и задула свет.

У города

не выпросить огня.

Не прикурить.

Ночь.

Сила бытия

смертельной хваткой

стиснула бока.

Мне кажется,

что снова рядом

ты.

Сильнее обнимай.

Я задыхаюсь

от любви,

от боли.

Ты —

боль моя,

но ты

ничья,

ты —

ночь.

Всё чаще

от бессонницы лечусь,

а лекарь —

вечность.

И не хватает слов.

Всё чаще

мы молчим.

У рыб —

любовь без слов.

У кораблей —

сигнальные огни,

у нас —

обида...

У каждого —

у мужа,

у жены —

прописка,

паспорт,

проездной билет

и постоянный.

И в постоянстве

сила их

и дух.

Они неповторимы

в своём нелепом

скучном повторенье.

А мы с тобою врозь...

Мне кажется,

весь мир

у наших ног,

и мы —

весь мир,

и мы

лежим у ног

незримых завтра.

Пусть в каждом взгляде

будет осужденье.

Мы —

вечность,

мы же —

миг.

Мы — вспышка спичек,

гаснущих от ветра.

Не прикурить

от звёзд,

не прикурить

от спичек.

Ветер.

На всех людей

единая кровать —

небытие.

И смертных всех

укачивает

вечность.

Условность времени,

и мы с тобой —

условно.

На тысячи вопросов

есть ответ:

ни да,

ни нет,

ни завтра,

никогда...

На ветренном углу

стою

и набираю номер.

Твой телефон:

03 и 01.

После коротких

и длинных позывных

я слышу голос твой

далёкий

и глухой:

«Сейчас нельзя,

я занята,

друзья...»

Я прикурил у звёзд,

повесил трубку,

кончено.

Конец...

Обманываю

друзей,

обманываю

время,

обманываю

себя,

прикидываясь бездомным...

А в запасе комната

и много пыльных книг,

хороших,

умных,

маленьких,

больших...

Две женщины

по комнате снуют.

Справляясь о погоде,

подают мне чай.

Да, холодно:

на улице зима,

да, ветрено:

ужасная метель.

Такая

заметёт легко следы,

заглушит голос.

И не один

на свете телефон

не вылечит

и не помирит нас.

Любимая,

он нас

разъединил.

Мы —

разные...

Я — каторжник

дороги роковой,

а время —

суд…

Я открываю

пачку сигарет,

хозяйка

подаёт мне прикурить...

Курю.

Веду непринужденный разговор.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я наполняю комнату

тайгой,

оленями,

теченьем горных рек.

Гуляет свежий ветер

по углам,

и эхо выстрелов

туманит зеркала.

От темноты,

слипаются глаза,

а я всё говорю

и говорю.

И стрелки на часах

сомкнули круг,

и полночь скачет

на одной ноге,

и много слов

хороших,

умных слов,