Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

И пошло фырканье частое, чаще, еще чаще, пока его не заглушил грохот поезда, перестук колес по рельсам, бряцанье цепей и якорей, вся эта колоссальная, дикая и могучая музыка поезда, двинувшегося в ход.

А «Черепаха» во главе поезда не идет, а плывет, звенит, фыркает, двигает боками, вздрагивает, сыплет искры, пышет дымом и паром, точно ждет не дождется того мгновения, когда сможет во весь дух разогнаться, разбежаться, показать свою силу. Ну-ка, пространство, теперь мы померяемся. Ну-ка, дорога — под ноги мне! А ну, километры, назад, прочь от меня, десятками, сотнями! Живо, живо — «Черепаха» идет! Дальше, «Черепаха»! Вперед, всё вперед!

[1898

]

Щука

Перевод В. Радыша

У самого берега, под склонившимся в воду кустом, скрытая гибкими ветками лозняка, лежит большая щука. Она спит. Она медленно раскрывает свою пасть и выпускает воду жабрами. Лежа брюхом на мягком иле, она легонько поводит своими красноватыми плавниками и хвостом. Глаза ее открыты, но не видят ничего. Она спит, вытянувшись как палка, и в ее рыбьем мозгу легкими облачками проносятся неясные сны.

Вот в ее воображении проскользнул вчерашний голавль. Хитрая бестия! Как хорошо она подстерегла было его в шуваре! Совсем спряталась. И он не видел ее. Роясь своим тупым рылом в иле, он приблизился к ней совсем, совсем… И она вдруг кинулась на него, да что из того? В одном она просчиталась. Голавль оказался чуточку великоват для ее пасти. Она лишь на какую-то долю секунды почувствовала его голову между своими зубами. Но в тот же миг он взмахнул хвостом, сильно ударил им по воде и, толкнув ее головой в брюхо, шмыгнул под корягу. Вот бестия! Вот стервец! Щука сквозь сон сердито задвигала подбрюшными плавниками и подвинулась на полдюйма вперед. При этом она наткнулась носом на веточку и проснулась.

Рыбий мозг не удерживает впечатлений так прочно, как наш. Проснувшись, щука уже не помнила того, что ей снилось. Не двигаясь с места, она повела глазом в сторону плеса. Что там слышно? Не вышла ли на охоту проклятая выдра?

При мысли о выдре у щуки задрожал спинной плавник. Там, на спине, у нее ныл еще шрам от зубов выдры. Щука уже не помнит точно, когда это было, — ее память не простирается дальше вчерашнего дня, — но страх перед выдрой, это у нее не сегодняшнее или вчерашнее впечатление, а извечная, родовая традиция, которая вместе с нею самой появляется на свет из материнской икры. В этом страхе щука рождается и живет. Этот страх преследует ее всю жизнь, не покидая ни днем, ни ночью. Правда, днем этот враг не так страшен, днем выдре самой обычно приходится прятаться от других, более сильных врагов, поэтому днем щука в воде — властелин. Но ночью! Ночью щука спит, а выдра гуляет. И вот тысячелетиями, из поколения в поколение, у нее накапливается мудрость, как беречь себя ночью от выдры. И хоть щука очень любит широкий плес, глубокие омуты, вольные вод ные просторы, — все же на ночь она вынуждена уходить под берега, прятаться в водорослях или среди затонувших веток и прочего растительного хлама, искать таких укрытых мест, где бы выдра не могла увидеть ее, и, увидев, не могла врасплох напасть на нее и схватить в лапы, а вынуждена была бы с шумом продираться к ней — и разбудить и вспугнуть свою жертву.