Читаем Стихотворения. Поэмы. Пьесы полностью

Америку      пересекаешь         в экспрессном купе,идешь Чухломой —         тебев глаза   вонзается теперь              РКПи в скобках      маленькое «б».Теперь   на Марсов      охотится Пулково{277},перебирая         небесный ларчик.Но миру      эта      строчная буквав сто крат красней,        грандиозней              и ярче.Слова   у нас      до важного самогов привычку входят,         ветшают, как платье.Хочу   сиять заставить занововеличественнейшее слово            «ПАРТИЯ».Единица!        Кому она нужна?!Голос единицы          тоньше писка.Кто ее услышит? —         Разве жена!И то        если не на базаре,            а близко.Партия —         это      единый ураган,из голосов спрессованный            тихих и тонких,от него   лопаются           укрепления врага,как в канонаду      от пушек             перепонки.Плохо человеку,          когда он один.Горе одному,      один не воин —каждый дюжий         ему господин,и даже слабые,      если двое.А если   в партию          сгру̀дились малые —сдайся, враг,      замри         и ляг!Партия —         рука миллионопалая,сжатая   в один      громящий кулак.Единица — вздор,         единица — ноль,один —   даже если         очень важный —не подымет      простое         пятивершковое бревно,тем более        дом пятиэтажный.Партия —         это       миллионов плечи,друг к другу      прижатые туго.Партией   стройки      в небо взмечем,держа   и вздымая друг друга.Партия —         спинной хребет рабочего класса.Партия —         бессмертие нашего дела.Партия — единственное,            что мне не изменит.Сегодня приказчик,        а завтра           царства стираю в карте я.Мозг класса,      дело класса,         сила класса,            слава класса —               вот что такое партия.Партия и Ленин —         близнецы-братья —кто более       матери-истории ценен?Мы говорим Ленин,         подразумеваем —                     партия,мы говорим      партия,         подразумеваем —               Ленин.Еще       горой        коронованные главы,и буржуи      чернеют            как вороны в зиме,но уже   горение      рабочей лавыпо кратеру партии         рвется из-под земель.Девятое января.          Конец гапонщины.Падаем,   царским свинцом косимы.Бредня   о милости царской            приконченас бойней Мукденской,         с треском Цусимы.Довольно!         Не верим         разговорам посторонним!Сами   с оружием        встали пресненцы.Казалось —      сейчас         покончим с троном,за ним   и буржуево         кресло треснется.Ильич уже здесь.           Он изо дня на деньпроводит       с рабочими         пятый год.Он рядом        на каждой стоит баррикаде,ведет   всего восстания ход.Но скоро      прошла          лукавая вестийка —«свобода».         Бантики люди надели,царь        на балкон      выходил с манифестиком{278}.А после   «свободной»         медовой неделиречи,   банты      и пения плавныепушечный рев      покрывает басом:по крови рабочей            пустился в плаваниецарев адмирал,         каратель Дубасов.Плюнем в лицо         той белой слякоти,сюсюкающей      о зверствах Чека!Смотрите,         как здесь,         связавши за локти,рабочих насмерть         секли по щекам.Зверела реакция.           Интеллигентчикиушли от всего      и всё изгадили.Заперлись дома,          достали свечки,ладан курят —      богоискатели{279}.Сам заскулил      товарищ Плеханов:— Ваша вина,      запутали, братцы!Вот и пустили      крови лохани!Нечего   зря         за оружье браться.{280}Ленин   в этот скулеж недужныйврезал голос      бодрый и зычный:— Нет,   за оружие         браться нужно{281},только более      решительно и энергично.Новых восстаний вижу день я.Снова подымется             рабочий класс.Не защита —      нападениестать должно      лозунгом масс. —И этот год         в кровавой пенеи эти раны           в рабочем станепокажутся         школой         первой ступенив грозе и буре      грядущих восстаний.И Ленин      снова      в своем изгнанииготовит    нас      перед новой битвой.Он учит   и сам вбирает знание,
он партию         вновь          собирает разбитую.Смотри —          забастовки         вздымают год,еще —   и к восстанию сумеешь сдвинуться ты.Но вотиз лет   подымается         страшный четырнадцатый,Так пишут —      солдат-де             раскурит трубку,балакать пойдет          о походах древних,но эту   всемирнейшую мясорубкук какой приравнять         к Полтаве,                к Плевне?!Империализм      во всем оголении —живот наружу,      с вставными зубами,и море крови      ему по колени —сжирает страны,           вздымая штыками.Вокруг него      его подхалимы —патриоты —      приспособились Вовы{282}пишут,   руки предавшие вымыв:— Рабочий,      дерись         до последней крови! —Земля —       горой       железного лома,а в ней   человечья            рвань и рваль,Среди   всего сумасшедшего доматрезвый   встал      один Циммервальд{283}.Отсюда   Ленин      с горсточкой товарищейвстал над миром           и поднял надмысли   ярче           всякого пожарища,голос   громче      всех канонад.Оттуда —        миллионы         канонадою в уши,стотысячесабельной         конницы бег,отсюда,   против      и сабель и пушек, —скуластый         и лысый         один человек.— Солдаты!      Буржуи,         предав и продав,к туркам шлют,       за Верден,            на Двину.Довольно!         Превратим         войну народовв гражданскую войну!{284}Довольно        разгромов,         смертей и ран,у наций    нет           никакой вины.Против   буржуазии всех странподымем        знамя          гражданской войны! —Думалось:        сразу       пушка-печкачихнет огнем      и сдунет гнилью,потом поди,      ищи человечка,поди,   вспоминай его фамилию.Глоткой орудий,           шипевших и вывших,друг другу         страны             орут —            на колени!Додрались,          и вот          никаких победивших —один победил      товарищ Ленин.Империализма прорва!Мы      истощили      терпенье ангельское.Ты      восставшею         Россией прорванаот Тавриза          и до Архангельска.Империя —      это тебе не кура!Клювастый орел           с двухглавою властью.А мы,   как докуренный окурок,просто   сплюнули           их династью.Огромный,          покрытый кровавою ржою,народ,   голодный и голоштанный,к Советам пойдет            или будет            буржуютаскать,   как и встарь,         из огня каштаны?— Народ       разорвал         оковы царьи,Россия в буре,      Россия в грозе, —читал   Владимир Ильич            в Швейцарии,дрожа,   волнуясь         над кипой газет.Но что   по газетным узнаешь клочьям?На аэроплане      прорваться б ввысь,туда,   на помощь         к восставшим рабочим, —одно желанье,      единая мысль.Поехал,   покорный партийной воле,в немецком вагоне,         немецкая пломба.О, если бы         знал      тогда Гогенцоллерн,что Ленин         и в их монархию бомба!Питерцы       всё еще           всем на радостьлобзались,         скакали детишками малыми,но в красной ленточке,            слегка припарадясь,Невский      уже      кишел генералами.За шагом шаг —         и дойдут до точки,дойдут   и до полицейского свиста.Уже   начинают      казать коготочкибуржуи   из лапок своих пушистых.Сначала мелочь —         вроде мальков.Потом повзрослее —         от шпротов до килечек.Потом Дарданельский,             в девичестве Милюков{285},за ним   с коронацией         прет Михаильчик.Премьер{286}      не власть —         вышивание гладью!Это  тебе    не грубый нарком.Прямо девушка —         иди и гладь ее!Истерики закатывает,         поет тенорком.Еще       не попало      нам         и росинкиот этих самых      февральских свобод,а у оборонцев —           уже хворостинки —«марш, марш на фронт,            рабочий народ».И в довершение          пейзажа славненького,нас предававшие       и до         и потом,вокруг   сторожами         эсеры да Савинковы{287},меньшевики —      ученым котом.И в город,         уже       заплывающий салом,вдруг оттуда,      из-за Невы,с Финляндского вокзалапо Выборгской
      загрохотал броневик.И снова   ветер      свежий, крепкийвалы   революции         поднял в пене.Литейный         залили            блузы и кепки.«Ленин с нами!      Да здравствует Ленин!»— Товарищи! —           и над головами               первых сотенвперед   ведущую         руку выставил. —— Сбросим     эсдечества            обветшавшие лохмотья{288}.Долой   власть      соглашателей и капиталистов!Мы —   голос      воли низа,рабочего низа      всего света.Да здравствует      партия,            строящая коммунизм,да здравствует      восстание            за власть Советов! —Впервые      перед толпой обалделойздесь же,       перед тобою,            близ,встало,   как простое         делаемое дело,недосягаемое слово —            «социализм».Здесь же,       из-за заводов гудящих,сияя горизонтом           во весь свод,встала   завтрашняя              коммуна трудящихся —без буржуев,      без пролетариев,            без рабов и господ.На толщь       окрутивших         соглашательских веревокслова Ильича      ударами топора.И речь   прерывало            обвалами рева:«Правильно, Ленин!         Верно!            Пора!»Дом        Кшесинской{289},            за дрыгоножествоподаренный,      нынче —         рабочая блузница.Сюда течет           фабричное множество,здесь   закаляется         в ленинской кузнице.«Ешь ананасы,      рябчиков жуй,день твой последний         приходит, буржуй».Уж лезет       к сидящим         в хозяйском стуле —как живете         да что жуете?Примериваясь,      в июлеза горло потрогали         и за животик.Буржуевы зубья         ощерились разом.— Раб взбунтовался!         Плетями,               да в кровь его! —И ручку   Керенского         водят приказом —на мушку Ленина!         В Кресты Зиновьева!{290}И партия      снова      ушла в подполье.Ильич на Разливе,             Ильич в Финляндии.Но ни чердак,      ни шалаш,               ни полевождя   не дадут      озверелой банде их.Ленина не видно,             но он близ.По тому,       работа движется как,видна   направляющая         ленинская мысль,видна   ведущая      ленинская рука.Словам Ильичевым —             лучшая почва:падают,    сейчас же         дело растя,и рядом   уже      с плечом рабочего —плечи   миллионов крестьян.И когда   осталось          на баррикады выйти,день   наметив      в ряду недель,Ленин   сам          явился в Питер:— Товарищи,      довольно тянуть канитель!Гнет капитала,      голод-уродина,войн бандитизм,           интервенция ворья —будет! —       покажутся         белее родинокна теле бабушки,           древней истории. —И оттуда,       на дни          оглядываясь эти,голову   Ленина      взвидишь сперва.Это       от рабства      десяти тысячелетийк векам   коммуны           сияющий перевал.Пройдут      года      сегодняшних тягот,летом коммуны         согреет лета,и счастье       сластью            огромных ягоддозреет   на красных         октябрьских цветах.И тогда   у читающих         ленинские веления,пожелтевших      декретов            перебирая листки,выступят       слезы,         выведенные из употребления,и кровь   волнением         ударит в виски.Когда я   итожу      то, что прожил,и роюсь в днях —             ярчайший где,я вспоминаю      одно и то же —двадцать пятое,         первый день.Штыками   тычется      чирканье молний,матросы       в бомбы            играют, как в мячики.От гуда   дрожит      взбудораженный Смольный.В патронных лентах         внизу пулеметчики.— Вас   вызывает           товарищ Сталин.Направо   третья,         он              там. —— Товарищи,      не останавливаться!               Чего стали?В броневики      и на почтамт! —— По приказу      товарища Троцкого{291}! —— Есть! —     повернулся          и скрылся скоро,и только    на ленте           у флотскогопод лампой           блеснуло —              «Аврора».Кто мчит с приказом,         кто в куче спорящих,кто щелкал          затвором         на левом колене.
Сюда   с того конца коридорищабочком   пошел      незаметный Ленин.Уже       Ильичем      поведенные в битвы,еще      не зная         его по портретам,толкались,         орали,           острее бритвысолдаты друг друга         крыли при этом.И в этой желанной         железной буреИльич,   как будто          даже заспанный,шагал,   становился         и глаз, сощуря,вонзал,   заложивши              руки за спину.В какого-то парня             в обмотках,               лохматого,уставил   без промаха бьющий глаз,как будто       сердце          с-под слов выматывал,как будто      душу      тащил из-под фраз.И знал я,      что всё          раскрыто и понятои этим   глазом      наверное выловится —и крик крестьянский,          и вопли фронта,и воля нобельца,           и воля путиловца.Он в черепе     сотней губерний ворочал,людей   носил      до миллиардов полутора.Он      взвешивал      мир              в течение ночи,а утром:— Всем!   Всем!      Всем это —фронтам,      кровью пьяным,рабам   всякого рода,в рабство       богатым отданным. —Власть Советам!Земля крестьянам!Мир народам!Хлеб голодным! —Буржуи   прочли      — погодите,            выловим. —животики пятят          доводом веским —ужо им покажут          Духонин с Корниловым,покажут ужо им          Гучков с Керенским.Но фронт       без боя          слова эти взяли —деревня   и город         декретами залит,и даже   безграмотным         сердце прожег.Мы знаем,          не нам,              а им показали,какое такое бывает         «ужо».Переходило      от близких к ближним,от ближних      дальним взрывало сердца:«Мир хижинам,война,   война,      война дворцам!»Дрались      в любом заводе и цехе,горохом   из городов вытряхали,                а сзадишаганье октябрьское         метило вехипылающих          дворянских усадеб.Земля —      подстилка под ихними порками,и вдруг   ее,         как хлебища в узел,со всеми ручьями ее         и пригоркамикрестьянин взял          и зажал, закорузел.В очках   манжетщики,         злобой похаркав,ползли туда,         где царство да графство.Дорожка скатертью!         Мы и кухаркукаждую   выучим         управлять государством!{292}Мы жили       пока      производством ротаций{293}.С окопов      летело         в немецкие уши:— Пора кончать!            Выходите брататься! —И фронт   расползался         в улитки теплушек.Такую ли       течь      загородите горстью?Казалось —      наша лодчонка кренится —Вильгельмов сапог,         Николаева шпористей,сотрет   Советской страны границы.Пошли эсеры      в плащах распашонкой,ловили бегущих          в свое словоблудьище,тащили   по-рыцарски         глупой шпажонкойкрасиво   сразить      броневые чудища!Ильич   петушившимся         крикнул:                 — Ни с места!Пусть партия      взвалит         и это бремя.Возьмем   передышку похабного Бреста{294}.Потеря — пространство,                выигрыш — время. —Чтоб не передохнуть         нам           в передышку,чтоб знал —      запомнят удары мои,себя   не муштровкой —            сознанием вышколи,стройся   рядами         Красной Армии.Историки        с гидрой плакаты{295} выдерут— чи эта гидра была,         чи нет? —а мы        знавали      вот эту гидрув ее       натуральной величине.«Мы смело в бой пойдемза власть Советови как один умремв борьбе за это!»Деникин идет.      Деникина выкинут,обрушенный пушкой         подымут очаг.Тут Врангель вам —         на смену Деникину.Барона уронят —             уже Колчак.Мы жрали кору,          ночевка — болотце,но шли   миллионами красных звезд,и в каждом — Ильич,         и о каждом заботитсяна фронте         в одиннадцать тысяч верст.Одиннадцать тысяч верст            окружность,а сколько       вдоль да поперек!Ведь каждый дом             атаковывать нужно,каждый   врага      в подворотнях берег.Эсер с монархистом         шпионят бессонно —где жалят змеей,          где рубят с плеча.Ты знаешь     путь       на завод Михельсона{296}?Найдешь      по крови            из ран Ильича.Эсеры   целят      не очень верно —
другим концом       да себя же            в бровь.Но бомб страшнее             и пуль револьверныхосада голода,      осада тифов.Смотрите —      кружат         над крошками мушки,сытней им,          чем нам         в осьмнадцатом году, —простаивали      из-за осьмушкисутки   в улице      на холоду.Хотите сажайте,          хотите травите —завод за картошку —         кому он не жалок!И десятикорпусный         судостроительпыхтел   и визжал          из-за зажигалок.А у кулаков      и масло и пышки.Расчет кулаков      простой и верненький —запрячь хлеба      да зарой в кубышкиниколаевки      да керенки.Мы знаем —      голод         сметает начисто,тут нужен зажим,            а не ласковость воска,и Ленин   встает      сражаться с кулачествоми продотрядами          и продразверсткой.Разве   в этакое время         слово «демократ»набредет       какой головке дурьей?!Если бить,         так чтоб под ним            панель была мокра:ключ побед —      в железной диктатуре.Мы победили,      но мы         в пробоинах:машина стала,      обшивка —            лохмотья.Валы обломков!         Лохмотьев обойных!Идите залейте!      Возьмите и смойте!Где порт?        Маяки          поломались в порту,кренимся,        мачтами         волны крестя!Нас опрокинет —            на правом бортув сто миллионов           груз крестьян.В восторге враги           заливаются воя,но так   лишь Ильич умел и мог —он вдруг   повернул            колесо рулевоесразу   на двадцать румбов вбок.И сразу тишь,      дивящая даже;крестьяне       подвозят         к пристани хлеб.Обычные вывески        — купля —                — продажа —— нэп.Прищурился Ленин:         — Чинитесь пока чего,аршину учись,      не научишься —                 плох. —Команду      усталую           берег покачивал.Мы к буре привыкли,         что за подвох?Залив   Ильичем         указан глубокийи точка   смычки-причала              найдена,и плавно       в мир,      строительству в доки,вошла   Советских республик громадина.И Ленин    сам      где железо,              где деревоносил   чинить      пробитое место.Стальными листами         вздымал               и примеривалкооперативы,      лавки         и тресты.И снова   становится         Ленин штурман,огни по бортам,          впереди и сзади.Теперь   от абордажей и штурмамы     перейдем      к трудовой осаде.Мы      отошли,      рассчитавши точно.Кто разложился —              на берег            за ворот.Теперь вперед!      Отступленье окончено.РКП,команду на борт!Коммуна — столетия,         что десять лет для ней?Вперед —        и в прошлом            скроется нэпчик.Мы двинемся      во сто раз медленней{297},зато       в миллион      прочней и крепче.Вот этой      мелкобуржуазной стихииеще       колышется      мертвая зыбь,но, тихие       тучи      молнией выев,уже —   нарастанье             всемирной грозы.Враг        сменяет      врага поределого,но будет —     над миром            зажжем небеса— но это        уже      полезней проделывать{298},чем       об этом писать. —Теперь,   если пьете         и если едите,на общий завод ли         идем            с обеда,мы знаем —      пролетариат — победитель,и Ленин —           организатор победы.От Коминтерна          до звонких копеек,серпом и молотом              в новой меди,одна        неписаная эпопея —шагов Ильича      от победы к победе.Революции —      тяжелые вещи,один не подымешь —         согнется нога.Но Ленин        меж равными             был первейшийпо силе воли,      ума рычагам.Подымаются страны         одна за одной —рука Ильича      указывала верно:народы —         черный,              белый                и цветной —становятся          под знамя Коминтерна.Столпов империализма              непреклонные колонны —буржуи   пяти частей света,вежливо   приподымая         цилиндры и короны,кланяются          Ильичевой республике советов.Нам       не страшно        усилие ничье,мчим   вперед      паровозом труда…и вдруг   стопудовая весть —            с Ильичемудар.
Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия третья

Травницкая хроника. Мост на Дрине
Травницкая хроника. Мост на Дрине

Трагическая история Боснии с наибольшей полнотой и последовательностью раскрыта в двух исторических романах Андрича — «Травницкая хроника» и «Мост на Дрине».«Травницкая хроника» — это повествование о восьми годах жизни Травника, глухой турецкой провинции, которая оказывается втянутой в наполеоновские войны — от блистательных побед на полях Аустерлица и при Ваграме и до поражения в войне с Россией.«Мост на Дрине» — роман, отличающийся интересной и своеобразной композицией. Все события, происходящие в романе на протяжении нескольких веков (1516–1914 гг.), так или иначе связаны с существованием белоснежного красавца-моста на реке Дрине, построенного в боснийском городе Вышеграде уроженцем этого города, отуреченным сербом великим визирем Мехмед-пашой.Вступительная статья Е. Книпович.Примечания О. Кутасовой и В. Зеленина.Иллюстрации Л. Зусмана.

Иво Андрич

Историческая проза

Похожие книги

Саломея
Саломея

«Море житейское» — это в представлении художника окружающая его действительность, в которой собираются, как бесчисленные ручейки и потоки, берущие свое начало в разных социальных слоях общества, — человеческие судьбы.«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти. Промотав все деньги, полученные от героини, он бросает ее, пускаясь в авантюрные приключения в поисках богатства. Но, несмотря на полную интриг жизнь, герой никак не может забыть покинутую им женщину. Он постоянно думает о ней, преследует ее, напоминает о себе…Любовь наказывает обоих ненавистью друг к другу. Однако любовь же спасает героев, помогает преодолеть все невзгоды, найти себя, обрести покой и счастье.

Александр Фомич Вельтман , Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс , Анна Витальевна Малышева , Оскар Уайлд

Детективы / Драматургия / Драматургия / Исторические любовные романы / Проза / Русская классическая проза / Мистика / Романы
Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги / Драматургия