Мы — светлые девы далеких пучин,
Зеркальность зыбей и затишье глубин.
Нам любо, купаясь в безбрежной купели,
Резвиться, мутиться в божественном хмеле.
Взыграйте же с нами в родной колыбели,
Вы, сонмы мятежных прибрежных сестер!
Мы волны подымем, и волны раскатим,
И вольный простор
Широкою, черною бурей охватим:
Лазурью покорной уляжется спор.
И вновь нам угодно,
Поникнув свободно,
Глубин голубиных отсвечивать взор.
О Титан-Прометей! Ты похитил огонь
Из небесной неволи;
Но не будет погонь, — возвещает Нерей,
Царь божественной соли.
Ты ж, владыка огня, слушай старца меня,
Тайновидца судьбины!
Лжет, кто скажет: «Могу быть неправ ко врагу».
Огневые первины
Присудила Крониду на вечных весах
Золотая Фемида.
И глубины мои чтут богов в небесах,
И пучины — Кронида.
Не внемлют... Не живы... Призывы — напрасны...
Отхлынем! Покинем обрывы ужасные
Грозою застылою окутанных гор!
Нас берег унылый,
Как ворог немилый,
Гонит в простор...
Иль, нежась, мы в гранях еще не родились?
Мы в бранях, мятежась, о берег не бились,
Как дев побережных безрадостный хор.
Родимая Фемида! Не напрасно
Ты жертвы повелела и покорность.
Врагу покорен буду и первины
Огня земного небу вознесу.
Но не по сердцу твоему завет
Исполнит сын, и не по воле вашей,
Океаниды! Одинок мой замысл...
Творец — один.
За ним стоит Судьба.
Рабыня — за владыкой.
Мстит раба.
Мне спорить недосуг.
Теши гроба!
Сынам, — отец, — гроба...
Пусть будет так!..
И ты, мой коршун, хочешь прекословить?
Мне недосуг страдать!.. Звени, топор!
Бор, застони и заглуши их спор!
Склоняйся, гордый! Уступай, упрямец!
Обманом, прямодушный, утверждай
Добытое высоким дерзновеньем!
Прикинься робким, смелый! Царь, торгуйся!
Сын Правды, лги! Бог, жречествуй богам!
Как с тихим стоном древняя Дриада
В стволах священных сосен умирает!
Поет железо, — наклоняйтесь, жертвы,
И, вдруг затрепетав, валитесь наземь,
Подруги туч! Есть жизни драгоценней
Древесных душ, и есть венцы превыше
Вершин зеленых: всем одна судьба...
Но грянутся на темный дол дубы,
Мной насажденные, не с кротким вздохом,
Как вы, — о нет! С проклятьем вековечным
Их насадившему на срывах бездн!...
Дан сев — любви, а ненависти — жатва;
И много возлюбивший ненавидим
Седмижды столько будет. Немесида
Мстит за любовь великую. «Надменье —
Любовь, и богоборство», — пела мать.
Кто ты?
Меня нарек ты Автодиком.
Что ты умыслил?
Уложить тебя
Моей стрелой, как льва пустынь иль парда.
Безумец, знай: ни Зевс, ни Рок убить
Бессмертного Титана не возмогут.
Кто ты? Другой ли Зевс?
Я — Прометей.
Ты звал себя отцом и братом смертных.
Как я, ты — бог; как ты, я — человек...
Но тяготеет надо мной бессмертье.
Я стал и совершился. Ты же — будешь.
А ныне — только семя. Чтоб истлеть,
Посеян ты на ниву Геи темной.
А сеял — ты. Внемли же человеку:
Офельта я любил.
Офельт мой — умер.
И ты не знал, что глина глиной станет?
Был юный лев его добычей. Пасть
Он зверю раздирал, изнемогая
В борьбе. На зов к нему я приспешал.
Откуда ни возьмись, внезапно львица
На брата прянула. И в тот же миг
Моя стрела вонзилась рыжей в глаз.
Она издохла. Лев же растерзать
Офельту грудь успел, пред тем как сам,
Моим копьем проколот, пал. Три тела
На месте тлеют. И троих клюют,
Слетая с клектом, хищники степные.
Тебе отмстить за брата мне велела
Святая Правда. Ибо ты — отец.
О Автодик! Вот путеводный свет.
Отважься с ним в те мрачные врата.
Выводит скоро тесное ущелье
На перепутье горных трех дорог.
Великий ужас светоч озарит
Перед тобой на оном перепутьи.
Ты на плечи возложишь, что найдешь.
Тогда вернись ко мне — творить свой суд.