Он мертв!..
Архат не оживет средь нас, о други!
Глядите: к нам приходит новый гость...
Архемора прекрасного расцвет
Узнаете ль в страдальном искаженьи?..
Убит Архемор. Мертв Архат, убийца.
О, твой ли это лик, Архемор? Горе!
Кто исказил тебя? Кто эти язвы
Вжег в тело белое?
Кто черной кровью
Твой бледный, кроткий образ запятнал?
И чья рука остановила очи?
И в персях сердце? Горе! ты убит.
Архат — убийца?
Встань, Архат!.. Не дышит,
И в напряженьи судорожном мышцы
Холодные коснеют...
Смерть меж нами!
Убит убийца.
О, Архат! Архемор!
Внемлите! Рок велел, чтобы того,
Чей пламенник победный освятит
На все века очаг моей святыни,
Я ныне обличителем предстал.
Свершилось несказанное деянье,
И первым пал меж нас Архемор милый,
Сраженный брата гибельной рукой.
Начатком преступленья стал Архат:
Им осквернил он девственную новь
Земли родимой, кровью напитал
Пречистый пламень. Так Судьба судила,
И соучастье первой этой крови
На нас виной отныне тяготеет.
Приревновал Архат, затем, что первый
Из рук моих Архемор восприял
Небесный дар, узнав издалека
Блеск вожделенный и крылатым бегом
Недоумелых братьев упредив.
Он всех святей лелеял молний семя;
Но равным рвеньем пламенел Архат.
На перепутьи трех дорог алтарь
Воздвиг Архемор, и на нем питал
Живой перун душистыми смолами
И пением невинным славословил.
Архат пришел и головней горящей
В костер поверг Архемора, примолвив:
«Спасет ли бог тебя, кому ты служишь?
Ты пел его — познай его любовь!
Так будет с тем, кто своего ж оружья
Оруженосец станет, не владыка»...
И чистого Архемора убил.
Архат был прав.
Огонь Архатов, сгинь!
Вождь, угаси Архата свет кровавый!
Молчите, дети! Кто меня поставил,
Кто вас поставил судьями над ним?
Пусть боги судят и святая Правда:
Те — своенравно; эта — по уставу
Предвечных, неисповедимых прав.
Меж нами да не будет судии,
Ни осужденного! Всё сам рассудит
Огонь меж нами. Кто его питать
И множить разумеет, прав да будет.
А прочее — пусть ведает Судьба.
Ты прав, освободитель! Пусть Архата
Нам светит светоч.
Все горят за всех.
Но смерть привел Архат, и стал Архемор
Вождем живых в подземную обитель.
Уже настигнут роком третий брат:
Растерзан львами, тлеет он далече.
О вождь! Мы все ль умрем?
Все ль, Прометей?
Бессмертен нас творивший Прометей.
Фаланге жребий пал — костьми полечь
На бранном поле; сиротство вождю
И долгий плен. Но вкупе нам — победа.
О, не пытайте, дети, что таит
День нерожденный! Что наткали мойры,
Исполнится. Но им дана основа:
Уток возьмите — воля духа станет.
Вам умереть удел — и встать, как я...
А ныне надлежит нам проводить
Торжественным напутствием печали
Тех, кто предтечи вам в пути последнем.
Аид зияет. Ждут два тела тризн.
Мое да будет третьим. За Офельта
На тризне Прометеевой — мой труп.
Ты, не спросясь, творил меня на гибель.
Гляди ж: я умираю, мой отец!..
Офельт, к тебе иду! Иду, Офельт!
Свой суд он сотворил над сотворившим
Такими вас, какими вы могли
Возникнуть под творящими перстами.
Себя ковать могущих я сковал;
Себя творить свободных сотворил я.
Что мог, я сделал; и не мог иного...
Тебе ж хвала, любви великий гнев!
Хвала, освободитель, промыслитель!
Клянитесь же причастием вины,
Клянитесь мне над этими телами
Глубокой смерти круговою чашей,
Огнем клянитесь, доблестных добычей:
Свободными пребыть и неизбежной
Лишь волю духа в вас именовать!
Тебе клянутся в нас огонь и кровь.
Вы поклялись. Ответствуй же: свободный
Покорствует кому?
Тому, кто в нем
Он сам, — ты наставлял.
Ему, о дети,
Покорствуйте! Бессмертному в себе!
Тому же, чье веселье — приношений
Живая кровь и тук, нести ли дань?
Нет, вождь! Нам Зевса жертвами не чтить.
Его ль орла почесть нам неизбежным?
Нет, волю в нас, бессмертный наш перун.
Но если Зевс с людьми согласья хочет
И за первины жертвенного дыма
Благоволенье тучное сулит,
Не побегут ли за рукой дарящей
Слабейшие из братьев — искупить
Обилье мира легкою неволей
И щедрость туч покорностью молитв?
Невольников размечем алтари.
И к вольности насилием принудим?
Нет, Флогий! В духе вольность, и неволя
Не в имени раба.
О, Прометей!
Пусть рабствует, кто раб. Мы ж отойдем
От жертвенников прочь.
Нет, мы воздвигнем
Из этих сосен жертвенник высокий;
Я сам зажгу священный пламень, жрец.
Ты ль изменяешь клятве, Прометей?
О, Пирр! Не дань от подданных владыке
Я вознесу на рдяном алтаре;
Но приглашу на праздничный наш пир
К общению огня и пищи Зевса,
В забвение неправды и обиды