Стихотворения, поэмы, трагедия

Но всё равно душе, всему послушной.

Им кажется, что в дальних, ранних снах

Себя Мариею и Феофилом

Они встречали. В пурпурных волнах

Ведется ныне челн чужим кормилом.

Скупая грудь рассеклась и приют

Неведомым открыла, многим силам.

Друг друга знают, и не узнают;

Но тем жадней друг друга вожделеют, —

Как будто в них из брачной чаши пьют

Мирьяды разлученных душ... Хмелеют

Забвением и, вспоминая вновь

Любимый лик иль имя, веселеют

Разгадкой нежной. Но глухая кровь,

Как вал пучин, покроет их и смоет

С души безумной кроткую любовь,

И вдаль умчит, и на зыбях покоит,

Безликих, слитых с пеною морей;

То разлучит в две силы, то удвоит,

Смесив в одну; то в яростных зверей

Их обратит, и гнев вдохнет в их голод, —

А запах роз всё гуще, всё острей...

Так два венца ковал, свергаясь, молот.

Мария спит. Встал с ложа Феофил

И вышел в предрассветный, росный холод.

Кто мужеский состав в нем укрепил?

Впервые тело — плоть, и остов — кости,

А жилы — жизнь и радость новых сил.

Босой, идет, пути не видя. Гости

Скользят окрест в подземные дома...

И сам озрелся на родном погосте.

Как вырез — чащи кипарисной тьма

По золоту. Рассыпалась уныло

На мрамор ели темной бахрома.

Грудь замерла, и развернула крыла

Душа, о тех возжегшися мольбой,

За кем чертог свой Мать-Земля закрыла.

Пред ним — Мария, в дымке голубой,

И молвит, в белую одета столу:

«Все розы разроняла я с тобой,

О Феофил! пусти за розой долу».

И сходит в голубеющий кристалл,

Разверзшийся по тайному глаголу.

Прозрачным взору сад могильный стал,

И просквозила персть — пучиной света

Зыбучего. На дне рубин блистал.

Святая Роза Нового Завета —

Как Пасха красная ночных глубин,

Как светоч свадебный Господня лета!

Но меч златой восставший исполин

Меж ним и бездной розы простирает —

И Феофил в златом челне один...

Опомнился... Гробницы спят. Играет

На небе солнце... Сладостной тоской

И вещей болью сердце замирает.

Спешит из царства мертвых в мир людской:

Еще ли нежит мглою благовонной

Дрему любимой свадебный покой?

Еще ль... Напев он слышит похоронный,

Плач и смятенье в доме... Умерла...

Вы, розы, выпили дыханье сонной!

Свершилось. Громким голосом «Хвала

Владыке в вышних» — он воспел и с гимном

Из дома вышел, вышел из села.

Посхимился в скиту гостеприимном

Брат Феофил. Потом в пещерах скал

Уединенным затаился скимном.

Но и под спудом пламенник сверкал

Подвижнической славой. Некий инок

Отшельника сурового взыскал,

Что с князем мира долгий поединок

Вел в дебрях горных. В оную пору

Справлялись дни веселий и поминок,

Розалии весенние, в миру.

И пришлецу помог пустынножитель,

И дал ночлег близ кельи ввечеру.

Проснулся ночью темной посетитель,

Прислушался — мечта ль пленяет слух?

Канон созвучный огласил обитель.

Раздельно внемлет инок пенью двух.

Кто с мужеским глас женский согласует?

Жена ль в пещере — иль певучий дух?

Он знаменьем Христовым знаменует

Себя и мрак окрест. Чу, снова стих

Молитвенный два голоса связует...

И с отзвуком таинственным затих...

Но слышатся из недр глубокой кельи

Шаги, и речь, и тихий плач двоих...

Охвачен ужасом, в ночном ущельи

Тропу скользящим посохом чернец

Нащупать хочет. А за ним, в весельи

Ликующим, как благостный гонец,

Из каменного склепа гимн пасхальный

Доносится... Нисходит с круч беглец,

Сомнением смятенный, как опальный

Святынь изгнанник. Скорбь его томит,

Мятежный гнев и страх первоначальный.

Взыграло солнце. Жаркое, стремит

Свой путь к притину... В ложе саркофага,

Меж древних кипарисов, ключ гремит.

На гробе Агнец держит древко стяга

Среди крылатых гениев и лоз;

В янтарных отсветах дробится влага;

Над ней лик Девы и венок из роз.

Как золотая сеть над всем истома.

Молитвенно склоненный, даром слез

Утешен путник. К чаше водоема

Две горлицы слетелись... И долит

Усталого полуденная дрема.

Эфир безбрежно-голубой пролит

Пред сонными очами. Голос струнный

Ему воззреть и весть приять велит.

Два лика спящий видит. Схимник в юной

Красе — как солнце. Подле — лик жены

Из-под фаты мерцает славой лунной.

Пожаром роз они окружены,

И крест меж; них горит лучами злата;

И в якорь их стопы водружены —

Из серебра, и меди, и агата.

И крестный корень — якорь; ствол же — меч;

Их разделяет лезвие булата.

И слышит спящий их двойную речь:

«Нас сочетавший нас и разлучает,

Пока на дно не может якорь лечь.

Но кто укоренился, обручает

С луною солнце. Ныне в глубинах

Златая цепь блаженных нас качает.

Когда ж в земных увязнет целинах

Двузубец тяжкий, меч мы приподымем:

Ладья златая ждет нас на волнах.

В Христовом теле плотью плоть обымем,

И будем меч один в ножнах однех,

И имя в Нем единое приимем.

Имеющий Невесту есть Жених.

Мариею и Феофилом в мире

Вы знали верных. Радуйтесь за них!» —

И потонули в сладостном эфире...

Лицом земли сквозит святая синь;

И в путь идет смиренный инок в мире.

Отцу Любви хвала в веках. Аминь.

ЭПИЛОГ{*}

364. EDEN^[1]

1

Отец, Тебя забыли мы —

И сердцем суетным безжизненно унылы,

И свод над нами — свод тюрьмы.

И счастье нам — подвал скупого безучастья,

Иль дымных, душных чар обман;

В тебе ж, Отец живых, уже не черплем счастья,

О изобилья Океан!

2

Не знаем счастья мы, как невод, золотого,

Что, рыбарь, кинул Ты в эфир, —

Как стран полуденных прозрачность разлитого