Стихотворения, поэмы, трагедия

Лишь дохни устами

У послушных скважин:

Мусикийский шорох

Матери откроет

Всё, что Ночь покоит

В сумрачных просторах.

Наше сердце глухо,

Наши персты грубы,

И забыли губы

Дуновенье духа.

Гости неземные,

Чьи бесплотны пальцы,

Вам будить, скитальцы,

Голоса ночные!

Шелест рощ умильный,

Рокот волн унылых —

Всё доносит милых

Шепот замогильный.

И, как стон, протяжен,

И томит загадкой

Зов, волшебно-сладкий,

Многоустых скважин.

377. ИОВ{*}

Нам светит в доле и недоле,

И тень вселенского креста

На золотом простерта поле.

Когда ж затмится сирый дол

Голгофским сумраком — сквозь слезы

Взгляни: животворящий ствол

Какие обымают розы!

Кто, мирных пристаней беглец,

В широких океанах плавал,

Тот знал, отчаянный пловец,

Как душу делят Бог и дьявол:

Кому ты сам пойдешь, кому

Судьбы достанутся обломки;

Он помнит бурь кромешных тьму

И горший мрак — души потемки.

Но лишь кто долгий жизни срок

Глубоко жил и вечно ново,

Поймет — не безутешный рок,

Но утешение Иова:

Как дар, что Бог назад берет,

Упрямым сердцем не утрачен,

Как новой из благих щедрот

Возврат таинственный означен.

378. БАРКА{*}

Мытарствами теней перегражденный Нил

И неба синее горнило —

Сон зодчего гробниц, что рано дух пленил, —

Как память, сердце схоронило.

Но бледным призраком из ночи гробовой

Встает, что было встарь так ярко:

Под вялым парусом, влекома бечевой,

Плывет, поскрипывая, барка.

И первый из семи, в упряжке бурлака,

Еще не выступил невольник, —

А в синеве желтел, над явором мыска,

Ее воздушный треугольник.

Вот, он загородил зыбей лазурный блеск;

А те, всей грудью налегая

На перевязь, прошли... О, тихий скрип и плеск!

Оплечий смуглых мощь нагая!

И глыб гранитный груз, что молот отгранил!

Вы ль сны безветренного царства?

Вы марево ль теней — богов небесный Нил

И душ загробные мытарства?

379. GRATIAE PLENA ^[1]{*}

Мария, Дева-Мать! Ты любишь этих гор

Пещеры, и ключи, и пастбища над бором,

И дани роз Твоих от пастырей, чьим взорам

Являешься, надев их бедных дев убор.

Пречистая, внемли! Не с ангельским собором,

Клубящим по небу Твой звездный омофор,

Когда за всенощной Тебя величит хор, —

Владычицей Земли предстань родным просторам!

Полей, исхоженных Христом, в годину кар

Стена незримая, Ты, в пламени пожаров

Неопалимая, гнала толпы татар.

К струям святых озер, с крутых лесистых яров

Сойди, влача лазурь, — коль нежной тайны дар

И древлий Радонеж, и девий помнит Саров!

380. ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ{*}

Душа, вчера недужная,

На солнце — солнце новое —

Раскрыла очи синие

И видит, оробелая,

Сквозь гроздие лиловое,

Что в небе вьет глициния:

Сверкает даль жемчужная,

Летает чайка белая.

И путь сребра чеканного

Висит над гладью струйною;

И вестью обновления

Колокола доносятся:

С хвалою аллилуйною

В прибрежные селения

Из плена светотканного

Не души ль милых просятся?

381. УХОД ЦАРЯ{*}

Вошел — и царь челом поник.

Запел — и пир умолк.

Исчез... «Царя позвал двойник», —

Смущенный слышен толк.

Догнать певца

Царь шлет гонца...

В долине воет волк.

Царевых вежд дрема бежит;

Он бродит, сам не свой:

Неотразимо ворожит

Напев, еще живой...

Вся дебрь ясна:

Стоит луна

За сетью плющевой.

Что вещий загадал напев,

Пленительно-уныл?

Кто растерзал, как лютый лев,

Чем прежде счастлив был?..

В душе без слов,

Заветный зов, —

А он забыл, забыл...

И царь пошел на смутный зов,

Тайком покинул двор.

Широкошумных голосов

Взманил зыбучий хор.

И всё родней —

О ней, о ней! —

Поет дремучий бор.

И день угас; и в плеске волн,

Где лунною игрой

Спит, убаюкан, легкий челн, —

Чья песнь звенит порой?

Челнок плывет,

Она зовет

За острой той горой.

На бреге том — мечта иль явь?—

Чертога гость, певец:

Он знает путь! — и к брегу вплавь

Кидается пловец...

Где омут синь,

Там сеть закинь —

И выловишь венец.

382. СОН{*}

Всех воронов души черней,

Всех вестников верней:

Посол чистилища, он в ней —

Как похоронный звон.

Зачем дано

Мне жалом ласковым губить,

Коль рок любви — убить?

Но всею волей полюбить —

Как ключ пойти на дно!

Всё спит. Крадусь

К покинутой, в убогий дом.

Балкон скрипит. Тайком,

Как тать, ступаю. Огоньком

Мерцает щель. Стучусь.

Узнала стук...

Таит дыхание, дрожа...

Так, отсветы ножа

И тень убийцы сторожа,

Мы притаимся вдруг.

Я дверь, как вор,

Приотворил. Ко мне, бледна,

Метнулася она,

Смертельным ужасом пьяна,

Вперив в убийцу взор...

Есть, Фауст, казнь:

В очах возлюбленной прочесть

Не гнев, не суд, не месть,

Но чуждый блеск — безумья весть —

И дикую боязнь.

«Сгинь!— слышу крик.—

Еще ль тебе мой сладок плач,

Полунощный палач?

Ты, знаю, дьявол, — как ни прячь

Рога в его двойник!..»

А я крещу

Ее рукой, моля: «Прости!

Меня перекрести!

Я сам пришел. Ты ж не грусти,

Как по тебе грущу...»

В мой взор глядит

Чужого неба бирюза...

Застылая слеза

Пустые стеклянит глаза...

Глядит. Молчит. Глядит...

383. КОВЧЕГ{*}

Над малой келией громов раскаты,

И молотами ливень бьет по крыше.

Вниз выгляни: вспухают выше, выше

Из мутной мглы валы, грозой подъяты.

На приступ, скажешь, лезут супостаты,

Повыждав ночь и непогоду лише...

Но брезжит свет; вздохнула буря тише;

Над черным стадом — в серебре палаты.

И дальше молнии; и громы глуше,

Умолк и ливень; роща отдыхает;

В лицо пахнет лугов живая нега.