Стихотворения. Проза

Пишу вам в день праздника[546] и начинаю с того, что целую ваши ручки и шлю вам тысячу пожеланий, которые я не сумею выразить и которые вы без труда разгадаете. Я получил все посланное вами через Виельгорского[547], г-жу Карус[548] и Мальцева[549] и ответил на ваши письма[550], отдав мои послания П<ушкину>[551], который должен был ехать курьером, с тем, чтобы они достигли своего назначения возможно скорее. Разные обстоятельства задерживали его со дня на день, и это главная причина, почему вы не имели в течение некоторого времени от меня известий. Мне очень жаль, что это могло причинить вам некоторое беспокойство обо мне, и впредь не буду полагаться на эти оказии, которые считаются лучшим средством дать о себе знать. Я виделся с г-жею Карус, которая доставила мне истинную радость, говоря о вас. Я воспользуюсь также ее отъездом, чтобы отправить вам разные вещицы и, между прочим, виды Петербурга, обещанные мною Софи, которые П<ушкин> не может доставить. С праздников я провел все это время довольно необычайным для меня образом. Несколько раз был на балах, то у Кутузова[552], то у Ланского[553] нашего хозяина. Это не мешало мне много работать утром по службе, и полагаю, не переоценивая себя, что есть основание быть мною довольным. До меня доходили слухи о предстоящем мне повышении, но об этом мне официально еще не объявляли, а я не справляюсь, потому что о том никогда не думаю. Вы вероятно уже знаете об ужасном несчастии, постигшем г-жу Уварову

[554]. Ее муж исчез[555] с тем, чтобы покончить с собою; говорят, что тело его было найдено в реке. Я видел его за два дня до смерти и никогда не мог бы заподозрить в таком печальном решении. Я вознагражу вас за мое молчание тем, что буду писать, если не помногу, то, по крайней мере, часто. Теперь же еще раз целую ваши ручки и обнимаю А<лексея> и С<офи>.

Ваш покорный сын Дмитрий

Передайте, пожалуйста, мой низкий поклон кн<ягине> Зинаиде. Мое стихотворение о Новгороде написано для печати. Я пришлю его на днях в том виде, в каком оно должно выйти в свет.]

41. M. П. ПОГОДИНУ[556]

<18—22 января 1827. Петербург>

Мальцов пишет у меня, и я не могу не прибавить тебе несколько слов. Я заглянул в «Московский вестник»[557]

по милости Дельвига и удивился, что он так мал. Он по росту никак не сравнится с «Телеграфом»[558]. Пишете библиографические статьи, т. е.: просто объявления о всех книгах[559]. Скажу тебе откровенно, здесь говорят, что ожидали более от первого нумера. Я не читал его, но всем твержу, что он не должен быть лучше последнего, не то журналист плутует. А если сказать правду, то плутовать-то надобно, и первые нумера разукрась получше[560].

Скажи к<няжне> А<лександре> И<вановне>[561], что я не нахожу, с кем мне здесь за нее потанцевать.

42. А. В. ВЕНЕВИТИНОВУ[562]

22 янв<аря 1827. Петербург>

Сцены Пимена[563] вообще здесь не понимают. Улыбышев[564] собирался бранить ее в J[565] поручил мне написать об ней статью. Извини, что статья выдает фразиста: читатели Пет<ербургского> журнала на фразах воспитаны. —

Скажи Погодину, чтобы он не скупился: прибавил листочек к журналу, а то он точно в чахотке.

Да что он не разнообразит его?[566] —

Я об них больше думаю, чем они о себе.

43. С. П. ШЕВЫРЕВУ[567]

28 января <1827. Петербург>

Сегодня получил я письмо твое[568], любезный друг, и, как видишь, не медлю ответить. Я даже предупредил бы тебя, если бы не некоторые занятия, которым я должен был посвящать большую часть дней своих. Мне давно хотелось поговорить с тобой именно о нашем общем деле, т. е. о журнале. Публика ожидает от него статей дельных[569] и даже без всякой примеси этого вздора, который украшает другие журналы. Говорю вам это решительно, потому что вслушивался с намерением во все толки о «М<осковском> вестнике». Две книжки кажутся немного бедными, особенно первая, и вот тому причины. Во-первых, мало листов: во всех журналах, кажется, больше[570]. Во-вторых, слишком крупны статьи[571]. Наконец: нет почти никаких современных известий. Последнее исправится по получении иностранных журналов[572]; постарайтесь и о первых двух недостатках.

Брань начинать нам рано[573]. Пусть бросят в нас первый камень; тогда и мы будем отвечать, и я, верно, от храбрейших не отстану. Я уже говорил П<огоди>ну, что с «Телеграфом» не худо бы сначала жить в ладу[574]; не утверждаю этого решительно, потому что не знаю, как ведет себя П<оле>вой. Не он ли подкупает Ширяева[575] и заставляет повес печатать в газетах подлости?[576] Вы ближе к источнику и, если что знаете или предполагаете, напишите ко мне непременно.