Стилист

– Но то дело и находится в ведении того города. Как же я могу своей властью в него лезть? Не дело ты говоришь, Каменская.

– А если из этого города к вам поступит официальный запрос? Если Юрка сумеет добиться, чтобы расследование возобновили?

– Тогда другое дело, – согласился следователь. – А у тебя такие серьезные основания полагать, что и к болезни Соловьева, и к смерти его жены приложили руку шерхановцы?

– Серьезные, – кивнула она. – Гордеев правильно сказал, когда два однотипных события случаются уж очень вовремя, это обычно дурно попахивает. Соловьев собрался разводиться, вступать в новый брак и уезжать со второй супругой за границу. Гибель жены эти планы нарушила, потому что он не мог оставить здесь пятнадцатилетнего сына одного. Потом, два с половиной года назад, он снова собрался уезжать, на этот раз ему предложили пятилетний контракт за рубежом с перспективой впоследствии остаться там насовсем. И тут очень кстати делается эта таинственная болезнь, от которой у него ноги не ходят. Врач со «Скорой помощи» утверждает, что его, избитого, привезли в больницу прямо с улицы. Издатели, корча трагическую мину, поют нам песни о том, что это случилось на нервной почве, что Владимир Александрович не смог оправиться после трагической смерти жены, а тут еще и сын от рук отбился и связался с дурной компанией. А сам Соловьев вообще ничего не говорит. Но знаете, что самое любопытное?

– Что же, интересно знать?

– А то, что Соловьев, как бы трудно ему ни было, наотрез отказывается жить вместе с сыном. Видеть его не хочет и говорить о нем тоже не хочет. И меня это наводит на вполне определенные мысли.

– Да, Анастасия, мыслей у тебя, я смотрю, навалом, – усмехнулся Ольшанский. – Ну давай, излагай.

– Похоже, он уверен в том, что к избиению причастен его сын. Тогда понятно, почему он сделал все, чтобы дело не дошло до милиции. И точно так же понятно, почему он видеть его не хочет. Пожалел, родная кровь все-таки, но простить не смог.

– Чего-то ты накрутила, по-моему, – поморщился следователь. – Уж больно сложно.

– Ну, Константин Михайлович, было бы просто – давно бы уже все наружу выплыло, – возразила Настя.– И потом, хоть и сложно, я согласна, зато в такой постановке вопроса все концы сходятся. Мне бы, конечно, такой разворот событий и в голову не пришел, если бы я не узнала, как сильно зависит эта шайка-лейка от Соловьева, от его присутствия здесь, в России, в Москве. Ведь именно на нем все завязано, вы поймите. Он сделал из безграмотного графомана Накахары знаменитого писателя Отори Митио. И рвущийся к мировой славе Митио щедро отстегивает тем, кто ему эту малину устроил. Он-то как раз человек если и не кристально честный, то благородный и в чем-то даже порядочный. Откуда ему знать, что его деньги не доходят до того, чьими усилиями он превратился в настоящего писателя? Не будет Соловьева – не будет новых романов сначала Накахары, а потом и Митио. Ведь заменить одного переводчика на другого уже невозможно. Это им с Соловьевым так повезло, спокойный интеллигентный человек, он переписывает творения, переводя их с японского, и слишком многого за это не требует, он самореализуется в этой работе и вполне счастлив. И потом, он ведет замкнутый образ жизни, нигде почти не бывает и мало с кем общается. То есть шансы, что вскроется истина, достаточно малы. Он ведь даже «левые» тиражи русских изданий не отслеживает. А другой переводчик может оказаться куда более зубастым и когтистым, с ним и контрафактные тиражи не пройдут, и про Отори Митио он в два счета узнает. И хорошо, если только свою долю потребует. А то ведь может и разоблачением пригрозить. Но главное даже не в этом. У Соловьева есть свой литературный стиль, неповторимый, своеобразный. Этот стиль и сделал популярного писателя Митио. Никакой другой переводчик этого не сможет повторить, даже если у него будет талант и он в принципе сможет из полуграмотного лепета сделать настоящую книгу. «Шерхан» скупил у японца оптом по бросовой цене все рукописи, а Соловьев обработал только половину. При этом наш зарубежный автор из Страны восходящего солнца не остановился, он продолжает писать, и предполагается, что Соловьев до конца жизни или, во всяком случае, еще много лет будет обеспечивать «Шерхану» красивую жизнь. Представляете, каких заработков они все лишатся, если Соловьев сорвется с крючка и уедет за границу? Или просто по каким-то причинам перестанет с ними сотрудничать? Это же для них полная катастрофа.

– Красиво рассказываешь, – задумчиво покивал головой Ольшанский. – Но уж очень неправдоподобно. Что-то нам с тобой в последнее время на писателей везет, не находишь? Раньше все спекулянты золотом-бриллиантами попадались да контрабандисты, перевозящие оружие и наркотики. А теперь писатели.