Стилист

– Нет, – твердо сказала Настя. – Я не нахожу. Если вы посмотрите статистику, то увидите, что гибнут юноши всех национальностей, всех без исключения. Но почему-то смерть десятков чеченцев, армян, татар или лезгинов не побуждает вас браться за перо. А что евреи? Они особенные? Им судьбой заказано умирать от рук преступников? Или дело в том, что еврейский вопрос как один из наиболее болезненных даст вашей газете возможность порезвиться на своих страницах?

– Вы напрасно пытаетесь меня оскорбить. И не передергивайте. Речь идет не просто о смерти еврейских мальчиков от рук преступников, а о маньяке, целенаправленно их убивающем. Если бы я узнал о том, что ваш Черкасов похищает, насилует и убивает татарских или лезгинских мальчиков, моя реакция была бы точно такой же.

– Я вам не верю. Вы никогда не стали бы заниматься татарскими или русскими мальчиками, потому что вам это неинтересно. Для вас вся изюминка заключается именно в том, что они – евреи. С этим можно поиграть, на этом можно сделать ряд громких статей. Не делайте из меня дурочку, Гиви Симеонович. Вы своими необдуманными действиями вынуждаете нас задержать преступника уже сегодня, хотя у нас еще очень мало улик против него. Завтра в газетах появятся сообщения, из которых Черкасов поймет, что мы его разыскиваем и обложили со всех сторон. И попытается скрыться и уничтожить все следы. Подумайте хотя бы о том, что где-то он прячет мальчиков, которые останутся совершенно беспомощными после его ареста. Мы же не знаем, где это место, поэтому и оставляем Черкасова на свободе в надежде на то, что он нас туда приведет. И если с мальчиками что-нибудь случится, это будет только на вашей совести, Гиви Симеонович. На вашей и на совести Свалова.

– Как вы, милиционеры, любите перекладывать на других ответственность, – усмехнулся Липартия. – А в том, что Черкасов уже восемь месяцев уничтожает еврейских детей и никто его не остановил, чья вина? Тоже моя? Что наша доблестная милиция делала целых восемь месяцев? Почему не искала его? Почему позволила ему погубить девять жизней?

Настя поняла, что все бесполезно. Он не слышит ее. Не хочет слышать. Он слушает только самого себя. Внезапно ее охватила такая злость, что она почти потеряла контроль над собой.

– Гиви Симеонович, можно задать вам вопрос не по теме?

– Пожалуйста.

– В каком году вы окончили среднюю школу?

– Какое это имеет значение? – изумился Липартия.

– Я прошу вас ответить, если можно.

– В семьдесят четвертом.

– И потом что? Армия? Или институт?

– Институт. Я не понимаю цели ваших вопросов.

– Я тоже не понимаю, – улыбнулась Настя. – Но мне кажется, что в школе вы были активным комсомольцем, а в институте – членом бюро. Я угадала?

– Ну… Да. Как вы догадались?

– По вашей манере вести дискуссию. Вы не желаете вникать в суть доводов собеседника, у вас своя задача – отстоять собственную позицию. Но поскольку истинное содержание вашей позиции не может быть оглашено, вы и не пользуетесь аргументами, подтверждающими вашу правоту, а прибегаете к демагогическим фразам, которые не имеют ничего общего с сутью дискуссии, зато вынуждают собеседника или оппонента оправдываться. Старые приемы плохих партработников. «Ты не можешь идти на субботник, потому что у тебя дети болеют и некому с ними сидеть? А ты знаешь, что в Корее дети от голода умирают?» Вот так примерно. Прошу извинить за то, что отняла у вас время. Всего вам доброго.

Выйдя на улицу, она уже корила себя за несдержанность. Наверное, не надо было грубить этому журналисту. Теперь обязательно напишет в какой-нибудь статье, что все милиционеры – хамы и грубияны, а женщины – особенно. Да ладно, бог с ним.

* * *

Вечером Черкасова доставили на Петровку. Задержание прошло легко и без проблем, потому что было, во-первых, хорошо подготовлено, а во-вторых, Черкасов практически не оказывал сопротивления и оружия у него не было. Узнав об этом, Настя почувствовала близость неудачи. Ощущение было смутным, но очень неприятным. Когда человек, подозреваемый в серии тяжких преступлений, дается в руки так просто, добра от этого не жди.

Работали с Черкасовым Коротков и Селуянов. Настя сидела в своем кабинете, ожидая результатов их беседы. Гордеев тоже домой не уходил, хотя шел уже десятый час. Позвонили оперативники, проводившие обыск в квартире Черкасова.

– Кассеты все на месте. Две упаковки сигарет с марихуаной, немножко кокаина. Больше ничего.

– А метедрин? – настороженно спросила Настя.

Погибшие мальчики умерли от передозировки именно метедрина.

– Нет. Только марихуана и кокаин. Да, еще дневник нашли со всякими сексуальными описаниями.

Это уже хорошо, подумала она. Если в дневнике есть все, что нужно, то, может быть, удастся найти то проклятое место. Ребята мучаются с Черкасовым уже битых два часа, но пока все без толку. Кражу признал сразу, а дальше – ни с места.

В десять к ней в кабинет зашел Гордеев, вид у него был усталый и расстроенный.