Стилист

Коротков отпустил его на обед в камеру и зашел в соседний кабинет, где Настя со все возрастающим недоумением читала дневник Черкасова.

– Ну что? – бодро спросил он, нахально взяв прямо из ее рук чашку с кофе и отпивая огромными глотками сразу половину содержимого. – Накопала мне фактуру для послеобеденной серии?

– Юр, я ничего не понимаю, – растерянно сказала она. – Он что-нибудь признал, кроме кражи?

– Только первый эпизод. Олег Бутенко. И уверяет, что это был несчастный случай, что Бутенко сам отравился. И вообще парень жил у него по собственной воле, прятался от наркодилеров, у которых спер большую партию товара. А что в дневнике?

– А ты послушай.

Я его обожаю. Просто поразительное сочетание внешней красоты, от которой я схожу с ума, и невероятной испорченности, порочности, греховности. Глядя на его чистую смуглую кожу, большие яркие глаза, длинные загнутые вверх ресницы, густые чуть волнистые волосы, хочется плакать от восторга. Прямой нос, аккуратно очерченные губы, округлый подбородок – какая-то библейская красота, от которой веет природной сексуальностью, не опутанной оковами цивилизации. К этой красоте немыслимо прикоснуться, чтобы не оскорбить дурными помыслами. Я мог бы просто любоваться им издалека. Но его порочность будоражит меня, а его жадность, с какой он стремится получить любое удовольствие, сродни жадности ребенка, который видит перед собой много конфет. Он любит секс, потому что это приносит ему наслаждение. Какое счастье, что я его встретил! Ни одна женщина, обладающая такой же красотой и такой же порочной сексуальностью, не сможет в то же самое время оставаться чистой. Есть какая-то извечная тайна в том, что мужчинам дано природой умение хранить чистоту, через какую бы грязь они ни проходили. А к женщинам гадость прилипает мгновенно. Они грязны уже с младенческих лет.

Похоже, там и в самом деле была большая любовь.

– А с другими? Тоже любовь?

– А других нет, Юрик. Вот что странно. Дневник ведется давно, там много записей разного интимного свойства, по которым можно примерно отследить личную жизнь нашего Михаила Ефимовича. У него были партнеры до Бутенко и после него. Но таких записей, как об Олеге, больше нет. И я вот о чем подумала. Если Олег – один из девятерых, то почему о нем записи есть, а о других – нет? Чем он отличается от них?

– Может быть, степенью криминальности ситуации? – предположил Юра. – Олег действительно умер сам, никто его специально не травил, и в самой ситуации Черкасов не видит ничего для себя опасного. А следующих он убивал и, естественно, записей о них не делал.

– Все равно я не понимаю. – Настя в отчаянии стукнула кулаком по раскрытому дневнику. – Если он так безумно любил Олега, обожал его, чуть ли не боготворил, то зачем ему другие мальчики? Зачем? К моменту смерти Олега их уже было трое. Я не понимаю.

– Ну Асенька, ты же сама говорила, что он маньяк. И у него какая-то другая логика, отличная от твоей и моей.

– Да нет, Юра, – тихо сказала она. – Он не маньяк. Он безнравственный тип, это верно, потому что позволил Олегу жить у себя, зная, что родители заявили в милицию об исчезновении сына. Они с ума сходят, они стареют на глазах, а Черкасов прячет парня у себя, помогая ему скрываться от милиции и от наркодельцов, только лишь потому, что у мальчика попка оказалась круглее, чем у других. Черкасов, наверное, даже несчастный человек, потому что его зациклило на этом типе красоты, причем зациклило до такой степени, что он совершил дурацкую кражу. Но он не маньяк. Я внимательно прочитала его дневник, в нем нет ни одного намека ни на преступления, ни на болезненность мировосприятия.

– А кража? Разве это не проявление того, что у него крыша съехала?