Стимулы и институты

Культурное наследие России весьма своеобразно. Оно совершенно отличается от англосаксонских стран. Недоверие народа к правительству глубоко и всеобъемлюще. Традиции опоры на собственные силы и прагматичного рационального поведения слабы, их заменяют коллективизм и высокая эмоциональность. Однако те же культурные черты можно обнаружить и в других странах, которые, тем не менее, сумели успешно построить экономическую и политическую систему западного типа (например, Япония и, по мнению Хофстеда [57], Франция). Кроме того, в России присутствуют культурные факторы, которые должны сделать процесс реформ легче, а не труднее. Одним из таких факторов является многовековая традиция земств

(местных органов самоуправления). Юная российская демократия и идея децентрализации власти, которую мы здесь отстаиваем, возникли не на пустом месте. Их корни в важном культурном наследии, хотя сменяющие друг друга тоталитарные правительства сделали все, что было в их власти, чтобы уничтожить эти традиции российского общества. Более того, потенциально Россия является очень богатой страной и большинство ее граждан — это хорошо образованные и терпимые люди, так что единственный риск хаотичного развития проистекает из неудачных экспериментов верхов над низами, а не из инициативы снизу. Верно, что существуют регионы на периферии бывшей Российской империи, к которым наше утверждение неприменимо, но мы уверены, что оно применимо к большей части территории, составляющей сегодня Российскую Федерацию.

При разработке конкретной практической политики и методов перехода к рыночной экономике крайне важно принимать во внимание культурные факторы. Это, конечно, является темой совсем другой книги. Здесь мы лишь заметим, что в целом нет никаких оснований полагать, что культурные факторы могут стать непреодолимым препятствием для России (или для любой другой страны, переживающей те же переходные процессы).

Как ни парадоксально, тот самый демонтаж государственной власти, который Россия наблюдала в течение прошедшего десятилетия, постепенно демонстрирует, что страна вполне может выдержать эксперимент с масштабной коммерциализацией государственных услуг в сочетании с конкуренцией между различными государственными органами — картина, долго завораживавшая умы экономистов, — без особого сопротивления и без слишком большого дополнительного риска. Дело в том, что «эксперимент» уже идет стихийно полным ходом, мы лишь предлагаем придать ему разумный и потенциально эффективный характер. Результат такого эксперимента может с успехом привести в течение относительно короткого времени к образованию наименее

«грабительского» государства из всех промышленно развитых стран — и это в стране, всегда служившей в прошлом худшим примером грабительства со стороны государства.

Хотя задача осуществления предложенной политики реформ, основанной на стимулах, нелегка (из-за интересов, сосредоточенных на извлечении быстрой выгоды из существующего положения;, мы возлагаем наши надежды на рост общей экономической эффективности, достижению которой помогут предлагаемые меры. Ошибочно утверждать, что все, что является экономически более эффективным, должно по одной этой причине преобладать в экономической системе, правительство, предпринимающее политические шаги, направленные на увеличение эффективности, должно собирать больше налогов, которые затем можно использовать для «втягивания» большего количества субъектов (включая членов самого правительства) в дальнейшее осуществление таких шагов.

Нет нужды доказывать, что поддержание демократического политического контроля в форме свободных и справедливых выборов всех государственных органов, свобода прессы на общенациональном уровне и тому подобное будут иметь решающее значение. В таких условиях различные виды институционального устройства и схемы разделения власти могут быть первоначально опробованы на пилотных проектах, усиливая конкурентность среды и создавая необходимые условия для экспериментов с различными комбинациями централизованного и децентрализованного способов принятия решений на добровольной согласованной основе. Новая конечная форма национального государственного устройства может быть определена позднее, когда результаты свободной конкуренции в каждом из опробованных вариантов станут яснее, а самоуправление народа станет важным фактором, определяющим его повседневную жизнь.